Потом он произнёс: «Мила». Просто это слово. Тихо. Почти шёпотом. И от этого оно стало ещё страшнее.
В этом слове не было вызова, не было упрёка. Оно звучало как что—то беспомощное, как просьба, не направленная никому конкретному, как привычный отклик на тревогу, которая не имеет названия. Слово, сказанное вслепую, в никуда. И от этого – только хуже.
Мила повернула голову. Его силуэт был почти неразличим, но она знала, как он лежит. На боку. Свернувшись в клубок, как тогда, когда его трясло от температуры. Она видела, как чуть приподнялось одеяло – он, наверное, дёрнулся или сжал руки у лица. Может быть, закрыл рот ладонями, чтобы не слышно было, как дрожат губы.
Её дыхание сбилось. Поверхностное, короткое. Словно воздух больше не проходил через грудную клетку. Лёгкие не раскрывались – только вздрагивали. Она не знала, что делать. Не потому, что не понимала, что правильно. А потому что ни одно решение не казалось возможным. Всё было слишком. Лишнее. Ненужное. Даже простое слово – «ты спишь?» – не подходило. Оно бы только испортило, сорвало ту хрупкую ткань молчания, в которой ещё можно было прятаться.
Она оставалась лежать. Тело напряжено. Ноги онемели. Пальцы сжались в кулак под простынёй. Подушку захотелось отбросить, но она только глубже утонула в неё, уткнувшись щекой. В голове всплывали мысли одна за другой, но ни одна не доходила до конца. Всё было обрывочным. Всё – как в тумане. Внутри – слабость, похожая на усталость после болезни. Не от тела. От невозможности.
Она пыталась убедить себя, что он затихнет. Что это просто эмоция. Что стоит подождать. Что всё пройдёт. Но голос продолжал звучать. И с каждой минутой Миле казалось, что он не стихает, а наоборот – набирает силу. Не в звуке. В чувстве. В той тоске, которая становилась всё плотнее. Уже не на той стороне комнаты – внутри неё самой.
Слово «Мила» звучало снова. Тише. Более хрипло. И именно это тонкое, почти неуловимое «Мила» стало последней каплей.
Мила села. Не резко. Медленно. Без лишнего шума. Поднялась так, как поднимаются ночью, когда боишься разбудить кого—то рядом. Хотя в комнате никто не спал. Никто УЖЕ не спал. И она знала это точно.
Девушка медленно опустила ноги на пол. Линолеум был холодным, и ступни вздрогнули, но это ощущение только собрала её – стало нужным, словно помогло вернуть внимание к телу, к настоящему моменту, от которого хотелось убежать, но нельзя было. Она сжала пальцы в кулак, чуть потёрла ладонью бедро, будто проверяя, может ли вообще двигаться, и, опираясь на край кровати, поднялась.