– И вам не хворать, голубушка.
На четвёртом этаже со стороны лестницы послышалась отдышка, а за ней, спустя чуть ли не минуту, появился и сам Григорий, сражающийся со ступенями не на жизнь, а на смерть.
Было серьёзным упущением с годами не поменять место жительства, где бы имелся спасительный лифт. Но за общими неурядицами руки, да и что уж тут таить, ноги с прочими частями тела Григория Степановича так и не смогли дойти до решения проблемы. Куда было проще сквозь тяжелое дыхание каждый раз ругаться на весь белый свет, получая мнимое утешение в виде умозаключения, что это судьба такая, а не сформированные собственноручно обстоятельства.
В захудалой двери закопошился ключ. Хоть воздух в квартирке был и застоявшимся, но сейчас, с временно сложившим полномочия носом, неприятного запаха не ощущалось. Лицо тут же приняло благое тепло родных стен, да и весь организм, до этого напряженный, сразу расслабился. Сонливое состояние накатило на Григория. Он бы и рад был отдаться в объятия кровати, только сначала надобно было и немного полечиться.
Небрежно скинув свои весомые одеяния и переодевшись в домашний халат с бесчисленным количеством заплаток, больной аккуратно нарезал ровно половину «Столичной», не забыв прихватить в комнату и чекушку, которая успела порядочно остудиться.
Расположился Григорий в своём истёртом кресле, которое любил, наверное, даже больше, чем Люсю. В отличие от женщин, это измученное кресло не могло сделать больно, каждый раз радуя мужчину своим насиженным комфортом.
Включив радио на волне с классической музыкой, Григорий Степанович сначала долго сидел, думая о несправедливостях жизни. Трогательная скрипка из хриплого динамика подыграла настроению. Мужчина растрогался настолько, что позволил себе выпустить наружу скупую слезу.
Закрывая мысленный взор на стадии гнева, торга и депрессии, Григорий сразу перешел к нарезанной колбасе. Роль же ферматы в такой прозаической сцене сыграла чекушка, выпитая с особой деликатностью. Вот тут-то и наступило принятие, которое перешло сначала в беспокойную дрёму, а после, когда Григорий перебрался на кровать, в полноценный сон.
Утро для Григория наступило к обеду, когда через сальные стёкла единственного окна ударили лучи солнца, да так удачно попавшие в область лица, что у больного не было иного выхода, как повернуться на другой бок, а там, почувствовав неладное, с кряхтеньем подняться, отправившись по мирским делам в нужник.