О чём я непременно сообщила домашним.
Мама только взмахнула руками и ушла на кухню проверить пирог. Аннушка, это наша помощница по хозяйству, перекрестилась на старый лад и проговорила:
– Натусенька, шла бы ты во двор. Тебя девчата заждались.
Она всегда меня так называла. Ласково и по-домашнему. Сколько я себя помню, всегда она жила с нами. Скромная, очень добрая и тихая. Немножко побаивалась отца, но всегда тихо и ласково ругалась, если он засиживался допоздна в кабинете:
– Павел Александрович, полно вам сидеть над своими книгами. Всех не прочитаешь и за целую жизнь!
– Аннушка, знание – это великая штука, а желание познавать и учиться – это то, что сделали из человека «человека разумного»,– смеялся в ответ на слова Аннушки, папенька.
Отец же на мои слова не отреагировал и продолжал с упоением читать газету, и что-то бормоча себе под нос, отмечать красным карандашом на полях.
Прошло два дня, и мой возлюбленный вновь появился на пороге нашей квартиры. Я подготовилась к встрече: ситцевое платье, белоснежные гольфы и синий банк в тугой косе. Не невеста, а мечта.
Избранника моего звали Марк. Аннушка проводила его в кабинет к отцу и ушла на кухню колдовать над кулебякой к ужину.
Я, как партизан, на цыпочках, подошла к дверям кабинета, чтобы подождать окончания встречи и как бы неожиданно ворваться во всей своей красе в кабинет, на встречу к своей любви.
Ждала я у дверей больше часа. Ухо у меня горело нестерпимо, потому что я прислонилась к двери и слушала, о чём они разговаривали. И вот, наконец, отец сказал, что рад был помочь талантливому молодому учёному. Желает счастье в личной жизни и непременно пошлёт поздравительную открытку по случаю такого прекрасного события – бракосочетания. Потом он передал какой-то Леночке большой привет. И я услышала шаги. Пулей я вылетела из коридора и скрылась в своей комнате.
Не буду вдаваться в подробности, сколько расстегаев и пирожков с брусникой было потрачено, чтобы остановить мои слёзы. Сколько тысяч раз я говорила, что больше никогда никого не полюблю. Аннушка носила мне морс, уговаривала меня выйти во двор. Но я стойко хранила горе и отказывалась от выхода в свет. Мама с укором в голосе говорила отцу:
– Павлуша, ну, сделай же что-нибудь!
На что отец отвечал:
– Лизонька, душа моя, это скоро пройдёт. У нас абсолютно адекватный ребёнок. А чувства – это же прекрасно! Пусть девочка проживает их!