Елена осторожно достала сундучок. Он был старый, резной, без замка. Открыла. Внутри лежали веера, кружевные платки, несколько украшений из тусклого серебра и… пачка писем, перевязанная выцветшей лентой. Бумага писем была тонкой, почти прозрачной.
Вот это уже было что-то личное. И Елена почувствовала знакомый трепет исследователя.
"Письма", – констатировала она очевидное. – "Похоже, личная переписка".
"Разумеется, личная! Не бухгалтерские же отчеты", – Андрей подался вперед, его глаза загорелись. В его взгляде не было профессионального высокомерия, только живой, неподдельный интерес. – "Кому они?"
Елена взяла верхнее письмо, стараясь не касаться его незащищенными пальцами. На конверте не было адреса. Только имя, выведенное каллиграфическим почерком: Моему несравненному.
Елена замерла. Такое обращение не встречалось в официальной переписке. Это было… интимно.
Она осторожно развернула первое письмо. Почерк был неровный, торопливый, написанный чернилами, которые со временем стали бурыми. Даты не было.
"Что там?" – нетерпеливо спросил Андрей.
Елена начала читать вслух, не сразу, преодолевая неровности почерка и старомодные обороты речи.
"Моему несравненному, свету моих дней и тьме моих ночей. Ненавижу эти дни, когда мы не можем видеться, не можем говорить, даже писать – кажется, и это опасно. Каждое слово обдумываю сотню раз. Но я должна сказать. Я не могу без тебя. Твои глаза… они преследуют меня в каждом мазке кисти. Я вижу тебя в каждом цвете. Это нестерпимо и… чудесно. Мы должны найти способ, Элеонора. Я не знаю, как долго смогу притворяться. Как долго смогу улыбаться другим, зная, что мое сердце принадлежит тебе, и только тебе. Я знаю, что ты боишься. Я тоже боюсь. Боюсь всего. Но больше всего – боюсь потерять тебя. Пожалуйста, дай знак. Напиши мне. Как угодно. Спрячь записку где-нибудь, как мы делали раньше. Под тем камнем у ручья. Я буду ждать. Ждать вечно, если потребуется. Твоя… Твоя, кто не имеет права произнести своего имени рядом с твоим великим…"
Голос Елены дрогнул на последнем слове. Она закончила читать и посмотрела на Андрея.
Тишина в архиве стала еще плотнее, тяжелее. Пылинки продолжали кружиться в солнечном луче, но теперь казалось, что они кружатся вокруг этой маленькой пачки писем, хранящих обрывки страсти, страха и тайны.