Мы разговорились.
Он знал всё. От Кавки до Кундеры. От Шопенгауэра до Сэлинджера.
Я слушала и думала: «Ты не человек. Ты сноска в старом томе».
______
Пыль плавала в воздухе, как тайны, которым не хватило времени, чтобы лечь на полки.
Он сидел, не шелохнувшись, словно сам был одной из книг – с плотным переплётом и запертой на ключ твердой обложкой из кожи.
Я подошла ближе. Он поднял глаза. Серые, как страницы старого романа, в котором пропущены важные главы.
– О чём ты читаешь?
– О себе, наверное. Где-то между строк.
Он закрыл книгу.
И в тишине, разбавленной ароматом кофе и стершихся страниц, я поняла:
Иногда человек может говорить часами, но ни разу – о себе.
______
Мы начали встречаться.
Не как «встречаться», а как бы «на культурной почве». Кофе, галереи, разговоры о кино, где никто не взрывается, не целуется под дождём и не бежит плавать в море ночью под сияющей луной.
Он был вежлив. Он всегда спрашивал, что я думаю. Но сам ничего не говорил. О себе ни слова. Как будто его страницы были сшиты, но не открывались. Так, будто старый клей прошлого намертво засох.
Однажды я решилась разбавить эту пропасть. Чувствуя себя так, будто стою над обрывом. Без страховки.
– А ты чем вообще занимаешься?
Он сделал паузу, как будто выбирал, какую часть правды озвучить.
– Архивы. Документы. История.
– История?
– Прошлое. Я работаю с прошлым.
– И что в нём такого особенного?
– Там есть тайны. Я их ищу.
Его глаза стали чуть тусклее. Он сказал это с таким голосом, будто одна из тайн – это он сам.
–
Чем ближе я пыталась подойти, тем дальше он становился. Он не отталкивал – он просто не приближался. Мы гуляли по набережной. Солнце клонилось к закату, как вопросы к ответам.
– Ты не рассказываешь. Ни о детстве. Ни о мечтах. Ни о страхах.
Он замер.
– Не всё, что было, стоит приносить в настоящее.
И я почувствовала: у него не раны. У него – сейф, а ключ давно потерян.
–
Мы расстались тихо. Как две книги, что лежали рядом на полке, но никогда не открывались вместе. Некоторые мужчины – как редкие издания. Редкие, да. Умные, да. Даже эстетичные, красивые, даже хочется сфотографировать глазами на память. Но всегда с шлейфом «архивный доступ». И ты сначала заворожена шрифтом, восхищаешься переплётом, а потом вдруг понимаешь: это книга без конца. Она просто обрывается. На самом интересном месте. Без продолжения. Без тебя.