Костя опустился на корточки, продолжал возиться с приемником. Рядом стояли два провода – как змеи, уставшие от попыток шевелиться.
– Если мы передадим, – сказал он, – кто-то может услышать. Даже если нас не станет.
Леха усмехнулся. Горько, коротко.
– Хочешь, чтобы нас помнили?
– Нет. Хочу, чтобы кто-то знал, что мы были.
Он включил питание.
Приемник загудел. На этот раз – стабильнее. Шипение, словно морской прибой, ударило в грудь.
– Канал открыт, – сказал Костя.
– Тогда говори.
Он взял микрофон. Помолчал. Потом – медленно:
– Это… Новоэлектрогорск. Кто-нибудь… прием? Повторяю: это Новоэлектрогорск. Мы на частоте девяносто три и шесть. Живые. Слушаем.
Он отпустил кнопку. Тишина снова села на плечо.
И вдруг – скрежет.
Далекий, как будто кто-то включил кассетный магнитофон, но с тугой лентой. Затем – пауза. И голос:
«…э-э… горск… при… живы… слыш…»
– Есть! – выдохнул Костя. – Он повторяет. Это не эхо. Это живой повтор.
Леха прижался к микрофону:
– Кто вы? Повторите. Где вы находитесь? Это Новоэлектрогорск. Кто вы?
Ответа не последовало.
Приемник снова шипел. Пауза затянулась. Как будто тот, кто там, отошел от передатчика. Или… больше не был там.
Леха выключил питание. Гудение оборвалось.
– Все. Хватит. Один раз – это совпадение. Второй – ловушка.
– Или шанс, – сказал Костя.
Он не спорил. Просто смотрел в мертвый металл.
А где-то на стене, внизу, под старыми зарубками, будто сам собой появился новый след – еле различимый, но свежий.
«Они слышат».
Снаружи снова начал накрапывать дождь. Пыльные улицы Новоэлектрогорска медленно впитывали воду, как будто город пытался смыть с себя воспоминания.
Ночевать в Пункте связи №9 было решением вынужденным. Дождь стал лить стеной, как будто город всерьез решил отмыться. Костя развел огонь в металлическом лотке из-под кабельной катушки. Пахло мокрой проводкой и сырым цементом.
Леха спал у стены, укрывшись курткой. Дышал медленно, почти неслышно. Лицо – как вырубленное из куска стали. Даже во сне он не отпускал плоскогубцы.
Костя не спал. Приемник был у него на коленях, пальцы медленно вращали регулятор. Эфир трещал, как костер. Он ловил не сигнал – тень сигнала. Шумы, которые цеплялись за каналы, как пыль за пальцы.
Он не знал, что именно ищет. Повтор? Новый голос? Самого себя?
Огонь потрескивал. Металл лязгнул где-то снаружи – может, дверь повело от сырости, может, ветер. Костя вздрогнул, вслушался, но не встал. Если это кто-то живой – он сам постучится. Если нет – тем более не стоит открывать.