Голос у нее был низкий, грудной, с той хрипотцой, что заставляет мужские сердца биться чаще, а кошельки – раскрываться шире. Песня была о потерянной любви, об обманутых надеждах, о городе, который пожирает своих детей – банальный набор для подобных заведений, но в ее исполнении эти избитые слова приобретали какую-то новую, почти болезненную глубину. Она пела, и казалось, что каждая нота была пропитана ее собственной, невысказанной болью. Саксофон втори́л ей, извиваясь и стеная.
Я дождался, когда она закончит свое первое отделение под жидкие, но искренние аплодисменты. Она чуть заметно кивнула, тень улыбки коснулась ее губ, и скрылась за тяжелой бархатной шторой, ведущей, надо полагать, в гримерку. Время действовать.
Пробираясь между столиками, я чувствовал на себе липкие взгляды. Здесь не любили чужаков, особенно тех, кто не вписывался в общую картину праздного разврата. У заветной шторы маячил вышибала – гора мышц в плохо сидящем костюме, с интеллектом, вероятно, не превышающим объем его бицепса.
– Мне нужно поговорить с мисс Вэнс, – мой голос прозвучал достаточно твердо, чтобы он не отмахнулся сразу. Я небрежно качнул головой в сторону сцены. – Поклонник ее таланта.
Он смерил меня взглядом патологоанатома, изучающего очередной экспонат.
– Мисс Вэнс отдыхает. И не принимает незнакомцев.
Я усмехнулся, доставая из кармана не удостоверение, а сложенную вдвое двадцатку – универсальный ключ во многие двери этого города.
– Может, для старого друга ее покойного… знакомого, Виктора Харгроува, найдется минутка? Исключительно для выражения соболезнований.
Имя Харгроува заставило его массивные челюсти слегка дрогнуть. Двадцатка незаметно перекочевала в его ладонь, размером с небольшую лопату.
– Минута. Не больше, – просипел он, отступая от шторы.
Гримерка Лилы Вэнс оказалась неожиданно скромной – небольшой диванчик, туалетный столик, заваленный косметикой, и зеркало, отражавшее усталое лицо женщины, только что снявшей с себя сценическую маску. Она сидела, откинувшись на спинку дивана, и медленно курила тонкую сигарету. На мой стук она даже не повернула головы.
– Если это снова Франсуа с его прокисшим шампанским, можешь передать ему, чтобы он катился…
– Боюсь, шампанского у меня нет, мисс Вэнс, – прервал я. – Только пара вопросов.
Она медленно повернула голову. В ее глазах, подведенных слишком ярко для этого тусклого помещения, мелькнуло удивление, сменившееся настороженностью.