Он вскочил, ударил головой о край свечника и чертыхнулся – по-человечески, грязно, как он не позволял себе уже много лет. Башня вновь успокоилась, но на мгновение ему показалось: внизу, в колодце, кто-то шепчет. Не шепчет даже – бурчит, будто старый дед, ворчащий на молодёжь – «не так пишешь, не туда смотришь».
Он опустил зеркало на стол.
– Что за шутка? – спросил вслух.
Ответа не было. Была только дрожь в его собственных лопатках и чувство, что где-то сломался хрупкий механизм. Он видел подобное в детстве, когда случайно открыл музыкальную шкатулку и заметил внутри ломаную пружину: мелодия трещала, фальшивила, пока не оборвалась на полтакте. Дальше – тишина. Но тишина тоже умела пугать.
Он вышел из кабинета, сжимая зеркало. Коридор показался длиннее обычного; факелы мигали, отбрасывая слишком длинные тени. По стенам шёл сцепленный гул – как будто под штукатуркой ворочались цепи.
Сомнение росло внутри, тёплым, упругим, как сердечная мышца. Может, это испытание? Совет проверяет его преданность? А может, чья-то злонамеренная подмена: хитрый переносчик, который однажды подменит пергамент – и вместе с ним саму действительность.
Он дошёл до нижнего склада, где хранились старые свитки, уже стеречённые из бытия. Там, в глубине, было прохладно и пахло сухим крысинным помётом – запах запустения, запах прошлого. Хранитель установил зеркало на деревянный ящик и зажёг новую свечу – тонкую, будто чужая кость.
Отражение смотрело на него молча.
– Кто ты? – спросил он.
Лорд в зеркале не ответил. Но рука его, отражённая рука, дёрнулась, будто собиралась дотянуться сквозь стекло.
Хранитель медленно вытянул указательный палец, коснулся холодной поверхности. Щёлк! – словно капля льда упала на раскалённое железо. Зеркало зарябило, но не сломалось. Он отдёрнул руку, будто его укусили.
Тогда же, прямо под ним, где-то в ребрышках пола, донёсся звук: низкий, глухой, как удар далёкого колокола.
– Не время, – прошептал он. – Не сегодня.
Он потёр лицо. Лорд в зеркале тоже потёр – но не лицо, а подбородок, словно раздумывал. Затем наклонился вперёд, и каминный свет – какой каминный? – засветился у него за плечами багровым маяком.
Башня снова дрогнула. На сей раз вибрация была больше, грубее. Пальцы Хранителя сжались в кулак, ногти врезались в кожу так сильно, что выступила кровь. Он почувствовал во рту железо – свой собственный страх, растворённый в слюне.