Жозеф издали кидает им ком платьев.
– Разбрасываетесь нарядами, а нас из-за них чуть не взяли!
Сирим оскорблённо таращит глаза.
– Жо!
Он смеётся, смотрит на Альму. Лук лежит рядом с ней. Жозеф прекрасно понимает, что это она только что спасла их всех.
Альма поймала свёрток и теперь прижимает платья к животу. Она тоже старается изобразить весёлость, но чувствует, как наваливается давно не покидающая её усталая тоска: оттого, что нигде больше нельзя рассчитывать на укрытие.
Девушки оделись, балансируя на крыше в окружении чаек. Простыню они в четыре руки аккуратно сложили. Жозеф стоял спиной, подставив лицо солнцу.
Теперь все трое сидят на краю кирпичного жёлоба, свесив ноги в пустоту. Они знают, что больше не останутся в комнате прямо под ними, где провели всего одну ночь. На покатой черепице исчезают последние следы росы. В воздух уже поднимается пыль.
– Где у них сады? – вдруг спрашивает Сирим. – Что едят их животные?
– Животные?
Жозеф смотрит на Сирим: она показывает вокруг, на простирающийся до горизонта город, и прибавляет:
– Они умеют строить высоко, но строят пустыню.
Она заметила, что камень и кирпич здесь сеют так же, как в её краю – арахис и рис. Там, в царстве Буса, с пустыней борются.
– Гляди! – говорит Сирим, глядя на бесконечные крыши. – Если я захочу есть, то даже не найду дерева с плодами.
– Ты хочешь есть?
Сирим замялась. Она это сказала не для того, чтобы жаловаться. Альма смотрит на неё с улыбкой. Жозеф достаёт из сумки кусок хлеба. Корка зачерствела, мякиш крошится, как мел. Они с трудом делят кусок на троих. Позже мы узнаем, что за последние сто лет хлеб ни разу не стоил так дорого, как в тот день, 12 июля 1789 года. Вдобавок он никогда не был так плох. Булочники из экономии разбавляют муку стружкой или гипсом.
Сирим впервые видит перед собой большой город. Прежде она знала лишь царство отца с матерью, палубу корабля «Братья», а позже Вултонские луга капитана Харрисона, под Ливерпулем, где пережила две самые суровые зимы.
– Они растят пустыню, – продолжает она тоном умудрённого старца, – хотя у них есть и дождь, и чёрная земля…
Всюду, где бы ни были Альма, Сирим, Жозеф и три их лошади за те несколько недель после отъезда из Вултона, всюду они видели жирную, сочную землю на дородных холмах. До Парижа они добирались тридцать дней. Проезжали поля пшеницы – ещё совсем зелёные в Англии, а во Франции, куда переправились в начале июля, уже более зрелые и золотистые. В пути они застали восхитительные грозы. И хотя Жозеф предлагал им где-нибудь укрыться, Сирим с Альмой предпочитали скакать под дождём галопом.