А за массивным письменным столом, освещенная единственной свечой, оплывавшей на серебряный подсвечник слезами бессилия, сидела она. Королева Элоиза.
Она была красива той нервной, хищной красотой, от которой у одних мужчин подкашивались коленки, а у других – возникало острое желание проверить, нет ли поблизости запасного выхода. Темные волосы, стянутые в сложный узел, напоминающий скорее головоломку, чем прическу, открывали высокий лоб и точеные скулы. На ней было что-то летящее, шелковое, цвета грозовой тучи, и она яростно грызла кончик гусиного пера, глядя на лист пергамента с таким отчаянием, будто тот только что сообщил ей о повышении налогов на королевские капризы.
Аларик кашлянул. Негромко, но достаточно, чтобы его заметили. Он вообще считал, что эффектное появление – это половина успеха. Вторая половина – успеть вовремя исчезнуть.
Королева вздрогнула так, словно ее ткнули раскаленной кочергой. Перо вылетело из ее пальцев и совершило замысловатый пируэт в воздухе, прежде чем приземлиться в чернильницу с тихим, осуждающим всплеском. Глаза Ее Величества, цвета темного меда с опасными золотыми искрами, впились в Аларика.
«Ты… кто такой?» – выдохнула она. Голос у нее был низкий, с той хрипотцой, которая могла бы свести с ума любого мужчину, если бы не сопровождалась выражением лица, ясно говорящим: «Одно неверное слово – и твоя голова украсит мои ворота».
Аларик склонил голову. «Всего лишь скромный ценитель изящной словесности, Ваше Величество. Забрёл на огонёк… так сказать, привлеченный сиянием вашего таланта». Это была наглая ложь, но писатели часто лгут. Это называется «художественный вымысел».
Королева прищурилась. «Ценитель? Ночью? Через окно?» В ее голосе зазвенел металл, который обычно предшествовал командам вроде «Отрубить!» или «Накормить им моих гончих!».
«Талант, Ваше Величество, подобен маяку, – не моргнув глазом, продолжил Аларик, медленно приближаясь. – Он манит заблудшие души даже сквозь бурю и мрак». Он бросил взгляд на исписанный лист пергамента на столе. «Позвольте полюбопытствовать, над каким шедевром вы трудитесь в столь поздний час?»
Казалось, Королева на мгновение растерялась. Ее взгляд метнулся к пергаменту, потом обратно к Аларику. В нем промелькнуло что-то похожее на… смущение? Или это была просто ярость, выбиравшая направление для удара?