Усыпанные снегом здания похожи на пряничные домики из витрин, оставшихся позади. Дуанси не нужно задумываться, выискивать Виолетту по картам, пусть ориентироваться его и учили. Он знает этот дом, этаж, дверь, будто бывал тут тысячу раз. Стучаться нет смысла – проскальзывает сквозь дверь, осматривается. Бледные серые стены ловко скрашивают будни чёрно-белой вешалки для одежды, а на деревянной скамеечке небрежно разбросаны мелочи, от ключей до кожаной сумочки. Обувь ровными рядами занимает половину полочек, будто оставляя место для кого-то ещё.
Дуанси медленно бредёт в сторону кухни, вслушиваясь в тихий звон ложки по стенкам кружки, едва не запинается о кошачий лоток, которому в этом углу не место. Дуанси хмыкает. Будто бы он знает, где должен стоять лоток. Качает головой, всё же оказываясь на пороге нужной комнаты.
Виолетта сидит за столом, бездумно уставившись в стену, пытается размешать сахар, который даже не положила в свой чай. Её чёрные волосы длинными косами спускаются по плечам, болтаются в районе груди, чутко реагируя на каждый беззвучный вдох. Под серыми глазами залегают глубокие тени, расцветающие синяками на бледной коже. Если бы тоска могла стать человеком, то она стала бы Виолеттой.
Дуанси садится напротив, оглядывается, растягивая время до начала работы. Кухонька маленькая, тесная, но очень опрятная и по-своему уютная. Кажется, что здесь для одного слишком просторно, обязательно нужен второй человек, чтобы неловко сталкиваться при каждом движении, робко смеяться, пытаясь одновременно намазать тосты маслом и поджарить на сковородке яйцо с помидором, заваривать душистый чай и в любую секунду касаться друг друга, словно без чужого тепла ты умрёшь. Но на кухне всего один человек с одной кружкой чая из не слишком ароматного пакетика и вовсе никаких яичниц и бутербродов.
Дуанси пытается заглянуть в чужие глаза, уловить там тоску, но быстро отводит взгляд, всматриваясь в ту же стену. Столько тоскливой боли не отыщется и в Небесных чертогах, сколько покоится в одной невинной душе.
– Что же с тобой приключилось? – шёпотом спрашивает ангел, зная, что его никто не услышит.
Ответом становится тихий вздох и тишина. Виолетта больше не пытается размешать сахар, делает первый глоток и морщится. Кроме тоски в её сердце поднимается возмущение от неожиданного предательства со стороны чая. Дуанси облегчённо улыбается, понимая, что в уставшем сердце ещё найдётся местечко для чего-то другого, не только для тяжести горя. Виолетта выливает содержимое кружки в раковину, решительно тянется к ящику над головой и замирает. Половинка пакета душистого чая укоризненно смотрит в ответ, будто пытаясь напомнить о своём одиночестве.