– Когда мир рушится в тартарары, – ответила Мери, и в голосе ее звучала горькая безысходность, – поэзия становится утешением в бегстве, роскошной клеткой, отгораживающей от вопросов, требующих немедленного ответа.…»
Эта история, крепкий алмаз, гранит своей завершенностью и цельностью. Сила ее не в кричащей новизне, а в глубине содержания, в неожиданном образе антигероя, который вовсе не злодей, но необходимая тень творчества. Финал же – чистый восторг, катарсис в огне. Героиня, невозмутимая и хладнокровная, будто жрица древнего культа, предает огню одежды – символы сковывающей ее сущности, и остается нагой, одна в пустом дворе, в очищающем пламени, со взглядом, полным мира и смирения, устремленным в пляшущие языки огня. Это не просто сцена, это символ освобождения, перерождения души.
– Арт, – голос Димы Ломтева в телефонной трубке звучал приглушенно и скорбно, словно издалека.
– Дим, – отозвался я, – в твоем голосе сквозит тревога, словно тень печали легла на слова.
– Вчера земля приняла мою маму… Арт, мне невыносимо тяжело.
– Мои соболезнования, Дим. Ты странный человек, сообщаешь об этом уже после того, как все свершилось.
– Мог бы и раньше, но не хотел, чтобы ты столкнулся с моими суетливыми и мелочными родственниками, что кружили на похоронах, словно воронье. Теперь, когда скорбное действо завершилось, я понял, что не хочу видеть никого, кроме тебя. Давай встретимся, Арт, помянем мою маму в тишине и покое.
– Где мы можем встретиться? – спросил я, ощущая его боль сквозь слова.
– Буду у твоего дома через несколько минут, сможешь выйти?
– Конечно, – ответил я, уже понимая, что тихий вечер вдвоем – лучшее лекарство для его израненной души.
Я накинул куртку и вышел на улицу. Вскоре из-за угла выплыл его серый «Ниссан», словно тень в сумерках.
– Заедем в магазин, возьмем вина, чтобы согреть душу, и уедем ко мне на дачу. Вернемся завтра, когда рассеется печаль, – сказал он, и, помолчав, добавил: – Знаешь, слова священника на прощание до сих пор звучат в моей голове, словно колокольный звон. Я могу повторить их дословно. «Тело и душа, говорил Святой отец, связаны неразрывными нитями. Когда бренная оболочка умирает, душа начинает свой путь к вечности. И где она обретет пристанище после смерти, зависит не только от земных деяний усопшего, но и от молитв и поминаний близких в течение сорока дней».