Всё это было знакомо. Привычно. Уютно. Но сегодня всё это раздражало. Каждый звук, каждый взгляд, каждое движение будто напоминало ему, что он зачем-то живёт, что мир продолжает существовать, даже когда в нём не находится места тишине, гармонии и таким как он.
Застенчивый, простой тихий парень— он шёл мимо домов, где знал каждого, кого-то любил, кого-то просто терпел. Кому-то улыбался при встрече, других стеснялся. Проходил мимо заборов, покосившихся от времени, мимо сараев, где хранились старые плуги и ржавые тазы. Мимо качелей, сделанных из старых автомобильных шин, мимо ворот, украшенных цветами, многие из которых давно завяли.
И вот он снова там – проходит мимо дома Серёги и Любы Казаковых, чтобы повернуть на свою улицу. Обычный дом, ничем не примечательный. Бревенчатый, с покосившимся крыльцом, с грязными окнами, занавешенными полупрозрачными шторами. Сейчас там было тихо. Слишком тихо.
Андрей уже почти свернул, как вдруг услышал голоса. Громкие. Раздражённые. Мужской и женский.
– …ты опять?! – кричала женщина. – Что я тебе, собачья будка, входить, когда вздумается?!
– Заткнись, Люба! – ответил Сергей. – Я весь день пахал, как конь, а ты мне тут нотации читаешь?
– Не пахал ты! Ты опять пьян! Иди вон отсюда!
Андрей остановился. Он знал этих людей. Знал Серёгу – того самого Серого, что мог и рассказать анекдот, и врезать по лицу. Знал Любу – тихую, всегда аккуратную, с большими глазами, в которых последний год светилась тоска. Она была как свеча в ветер – вот-вот погаснет.
Голоса становились громче. Мат. Плач. Затихли ненадолго, бормочут. Вновь крик! Потом – удар. Глухой, тяжёлый. Как будто кулак врезался в мягкое мясо.
Люба вскрикнула.
– Не смей… не смей мне указывать, сука! Это мой дом! Я его строил! Да, выпил, так что ж теперь ? А ты… А ты! Сука, сдохни! – кричал Сергей.
Ещё удар. И ещё.
Андрей стоял. Ноги не слушались. Он чувствовал, как сердце бьётся где-то в горле. Хотел крикнуть, вмешаться. Хотел ударить. Хотел спрятаться. Хотел убежать.
Но он не сделал ничего.
Только стоял. За забором. За чужой жизнью, наблюдал за чужой болью.
Потом стало тихо. Полная, страшная тишина. Собаки умолкли, улица насторожилась. Со двора ни стона, ни вздоха. Только ветер шуршал листьями. Любы не слышно. Всё было кончено.
Андрей долго не двигался. Потом медленно пошёл дальше. Не оглядываясь, не думая. Только ноги сами вели его куда-то. Он успел сделать лишь несколько шагов, как вдруг услышал – в их доме хлопнула дверь. Сергей вышел. Выпрямил спину, поправил рубаху, как человек, который закончил дело. Посмотрел в сторону Андрея. Их взгляды встретились.