Не мешкая, я собрал все необходимые документы. Правда, пришлось изрядно повозиться с медосвидетельствованием, но я справился: имел полезные контакты. Еще перед переездом в Африку, буквально за два месяца до того, как я принял это решение, мне поставили диагноз, обозначив срок моей конечности. Помнится, тогда я сначала жутко испугался и долго сидел в каком-то полузабытьи, обхватив голову руками.
– Ну вот и все, вот и все, – бормотал я, судорожно глотая ртом воздух, пытаясь почувствовать тот эпицентр боли, в котором болезнь уже начала свой пир. Так продолжалось примерно пару дней, но не ощутив пока ничего необычного, за исключением сонливости, не покидавшей меня последние месяцы, и неуемной тоски, уже давно и привычно скребущей мне грудь, я успокоился, а когда эмоции улеглись, даже обрадовался. Когда нет никаких сроков, болтаешься, как бревно в проруби, и кажется, что так будет продолжаться вечно. Беспечная наивность! Но когда срок так неотвратимо обозначен, появляется нереальная, словно высеченная на гранях кристалла ясность.
Помню, тогда я сказал себе:
– Ну что ж, Алекс, дружище, тебе не придется долго мучиться. Сорок пять лет, плюс минус год, не такой уж и малый срок! И ты его почти отмотал. Признайся, ты же сам этого хотел?
Да, на севере долгими полярными ночами, когда накатывала тоска и одиночество, я часто размышлял о смерти. У нас не принято о ней говорить вслух, но думать не воспрещается. Я много передумал о ней тогда. Тело заболевает, когда ум теряет все смыслы, а душа умолкает, забывшись тяжелым сном. По прогнозам врачей мне оставалось около года. Я бодрился, конечно, но на самом деле умирать страшно, сразу появляется миллион смыслов, о которых и не подозревал!
– Отчего только они не возникли раньше? – возмущался я, пакуя вещи для переезда.
Мне предложили перевод в Мавританию, им требовался гидрометеоролог на станции Нуакшот 2.
– Сахара – идеальное место для смерти, – решил я.
Пришло время увидеть другую пустыню. Что такое ледяное безмолвие, арктический холод, пение льдов, бесконечно тянущиеся белые ночи, я узнал сполна, теперь предстояло выяснить, чем живет африканская пустыня, и каков настоящий испепеляющий зной. В один из особо тоскливых моментов я вдруг четко осознал, что если ослепну раньше, чем умру, то уйду в пустыню, чтобы никого не обременять своей неприкаянной беспомощностью.