Ходить долго на большие расстояния не получалось, поэтому проще было держать за руку моего двоюродного дядьку Игоря Валеева. Он называл меня «пелемянник», это было нечто среднее между «племенем» и «пельменями». Был он красив как актер на восточные роли и силен как бык, но мне все это было не так важно. Чуть позже он говорил мне: «А знаешь, как тебя папа с мамой нашли? Был такой магазин, где продавали детей, а мы пришли тебя выбирать, и ты сидел на нижней полке такой грустный, набычившийся». Я не понимал слова «набычившийся», мне объяснили, что я был надувшийся. «Вот мы тебя и взяли». Поэтому в детстве все песни про покинутых зверей, про чебурашек, которых где-то нашли, взяли в семью, в гости к друзьям, я воспринимал как песни про себя. Еще позже мой дядька мне говорил: «Ты знаешь, писать надо просто и чтобы до всех доходило».
А сейчас я просто шел с ним по главным улицам Омска, держа его за руку, и в Омске было тепло, как всегда летом и бывает даже в Южной Сибири. Дядька мой встречался с девушкой, это было прямо на перекрестке двух улиц, главной и неглавной. Ничего я в этой девушке не заметил, я тогда девушек не разглядывал, не тот возраст.
А потом мы все пошли в кино. Игорек или Гарик, как называла его двоюродная сестра Лена, одной рукой меня за руку держит, а другой рукой, согнувшейся в виде кренделя, как-то подволакивает за собой девушку, тащит ее как лодочку на буксире, не останавливаясь. Благо сила у него всегда была немеренная. А дальше у меня такой огромный провал в памяти размером с весь город Омск.
А в кино фильм был какой-то зарубежный, потому что на экране целовались, наверное, много раз, раз моя детская память это удержала. Много и забубенно. И вот, в конце концов, когда дядя и тетя на экране поцеловались, я все-таки дал себе волю и напрудил. Напрудил я так мощно, что навредил моему дядьке Игорю в глазах его девушки, так, по крайней мере, мне казалось значительно позже, когда мне эту историю пересказывали… А больше всего я навредил его белому парусиновому костюму. В основном, конечно, брюкам, но слегка и пиджаку.
В ответственный момент экранного поцелуя колени моего дядьки взмокли, ведь я весь сеанс сидел у него на коленях. Стоял семьдесят какой-то год, мне было от силы года два, мы ненадолго приехали с мамой в Омск к родителям отца, и никаких памперсов тогда у детей не было.