Правда, чудовищный рельсотрон брони Смирнова не смог бы даже поцарапать их сегодняшнюю цель. Лотта вывесила изображение ховера в реальном времени в канал. Элегантный, похожий на старинный лимузин, он беспечно разгонял огнями первобытную ночь, давшую Лабиринту его имя. Марион Ли, руководитель отдела контроля универсального искусственного интеллекта корпорации «Фаэтон», путешествовала в одиночестве. Ховер не нуждался в пилоте, а она – в компании или охране. По сравнению с ней позолоченные туристы на смотровой были фитопланктоном. Наверняка она затевала эти ежегодные поездки именно для того, чтобы однажды кто-то попробовал на неё напасть. Ограбить. Похитить. Чтобы почувствовать хоть что-то, выжать хоть каплю адреналина из безупречного дизайнерского тела. Поэтому она едва обгоняла бурю. Поэтому наверняка позволила бы буре себя догнать. Но ховер тут же экранируется, и продолжит лететь как ни в чём не бывало. А Марион до самой Фарсиды будет слушать шелест песка об обшивку и, наверное, какую-нибудь классическую музыку.
Чтобы сбить эту птичку, нужен корпоративный хард военного уровня, а он не растёт на деревьях. На современном Марсе вообще ничего не растёт на деревьях, если, конечно, не считать жалкие пиар-теплицы Нового Сада, не более марсианские, чем орбитальная гидропоника. Настолько серьёзное оружие трудно незаметно раздобыть, ещё труднее незаметно развернуть и совсем невозможно незаметно применить. А если ещё нужно не испарить Марион вместе с её лимузином, а взять живой… Но Цейсс клялся, что у него есть решение.
«Смотри, – объяснял он, размахивая пластиковым стаканчиком, – это ховер. Его не дураки делали, понимаешь? Я сам на «Фаэтон» десять лет работал. Вот сидят они и думают – что может с нашим ховером и его начинкой случиться на Марсе? Скорее всего, кибератака. Но тут, Лотта, без обид, если бы ты умела взламывать такие фаерволы и контрмеры, я бы вам вообще был не нужен. Потом электромагнитный импульс. Нифига не выйдет, критические системы уже экранированы, остальное экранируется вот так, бам, по щелчку, – Цейсс захлопнул стаканчик ладонью. – Источник импульса снаружи ИИ засечёт вовремя, а если бы мы могли засунуть что-то внутрь, то тоже меньше парились бы. Остаётся тупо кинетический или лазерный обстрел. Вроде моя остановочка, да? Но! Смотри, вот это Марион, – он сунул в стаканчик глиняный шарик, потом взял несколько отрезков проволоки. – А вот это самый мощный портативный лазер, который найдётся у марсианской шантрапы. Бам! Отразился. Бам! Преломление. А вот это, – он показал свой кулак, – орбитальный лазер, или сопоставимая игрушка Эллады для военных целей. Бам! Ни ховера, ни Марион. С рельсотронами и гауссовками то же самое. У Смирнова ствол что надо… а Хитоми пять лет, похоже… но, чтобы переплюнуть фаэтоновский дефлектор такого класса, а потом пробить броню, нужно или стрелять в упор, или взять ускоритель масс раз в двадцать больше и мощнее. А что будет, когда мы его возьмём? Правильно! Бам! Прощай, Марион. Всё, практичное оружие закончилось, остались камни и палки… и ускорители макрочастиц, – эти слова Цейсс произнёс торжественно и с помпой, но, не увидев на лицах слушателей и тени понимания, нисколько не смутился. – Я говорю не про пучковые пукалки, я про серьёзное космическое оружие, стреляющее тяжелыми нейтральными частицами, потому что заряженную частицу дефлектор нам в сраку затолкает, а медленную зарядит и затолкает. Почему инженеры «Фаэтона» не ждут такой атаки? Да потому что это космическое оружие, почти непригодное для использования в атмосфере! В атмосфере наша частица быстро растеряет энергию, и чпок, – щелчок по стаканчику, – ничего ховеру не будет. Но благодаря этим ублюдкам у нас почти нет больше атмосферы, давление падает каждый год. А главное – нам не нужно практичное оружие. Нам нужна засада. На короткой дистанции в жиденькой марсианской атмосфере, даже без плазменного канала, эта штука застанет бортовой компьютер ховера врасплох, и всё ещё поджарит его системы. Или Марион, если я промахнусь. Но есть и хорошая новость – я не промахнусь!»