«Чёрный снег». Так местные называли газовый коктейль, которым барыжили из-под полы на подобных стоянках. Его подавали как местный специалитет, секретный рецепт шахтёров Лабиринта Ночи, но Исаак ни разу не видел, чтобы сами шахтёры дышали этой дрянью. Зато он видел настоящий чёрный снег. В далёком детстве, лишь пару раз. В последний раз замерзший пепел несло с кальдеры Элизия. И это был не тот чёрный снег, что в байках лабиринтян. Не пепел терраформирования орбитальными лазерами, которое к тому времени давно заглохло. Нет, в детстве Исаака старые орбитальные лазеры и созвездия зеркал уже применялись совсем для другого. Это был пепел чьих-то домов и чьих-то жизней. Пепел независимого Элизия, потерявшего часть своего противоспутникового щита.
Здесь, в Лабиринте, разве что старожилы застали тот день. Хотя сколько им, этим старожилам, должно быть? Лет тридцать пять хотя бы? Нет, столько здесь не живут. Но и коктейль, и сами стоянки рассчитаны не на местных. Они для корпоратов, раз в год выбирающихся из удушающего кокона аркоплекса, чтобы сменить обстановку и удушить себя чем-нибудь другим. Для разнообразия.
В толпе зрителей уже затесалось несколько таких. Мелких менеджеров, щеголяющих инженерными телами и вычурным хардом. Высокая темнокожая Лотта с её стильным визором и нейроинтерфейсом, с золотистым светом субдермальных контуров могла бы сойти за одну из них, а Исаак и остальные – за её свиту. Смирнов был бы телохранителем. Даже без экзоскелета телосложение, выправку и хард корпоративного десанта сложно с чем-то перепутать, а взгляд человека, всю жизнь прожившего от одной бессмысленной мясорубки до другой, тем более не подделать. Хитоми, очевидная модка, даже сейчас способная дышать марсианским воздухом без маски, могла бы быть гидом, экспертом по миру снаружи. Сам Исаак Левин, с его марсианским телосложением, заветренным лицом кочевника и мозолистыми руками, мог сойти за пилота или механика. А Цейсс… где шляется Цейсс?
Уже почти началось. Маленькие искрящиеся смерчи танцевали на равнине, едва заметные в сумерках, пока два не сойдутся в танце, искря разрядами. Исходов у этого краткого танца могло быть всего два: либо один смерч поглощал другой, либо рассеивались оба. Восток Лабиринта уже утонул в черноте, и лишь редкие вспышки, прокатывающиеся волнами, позволяли разглядеть надвигающуюся стену песка.
