Страшно было – но напугала внезапность. Он не услышал шагов. Не заметил, как она поднялась.
Как мог не заметить?
Последние дни он ходил по краю. Внутри – взведённое, словно пружина, готовая распрямиться от любого взгляда, от любого случайного звука, мельчайшего шелоха.
Антонина Павловна не произнесла ни слова. Слегка опустив глаза – не упрёк, нет, – скорее деликатность, осторожность старого человека, привыкшего обходить чужую боль стороной, – она коснулась его плеча через тонкую кружевную перчатку. Чуть подвыцветшая от времени, на манер её обладательницы.
Одним мягким, почти незаметным движением – погладила. Не по-родственному. Не утешая. Просто: «я видела».
И пошла вверх.
Шаги были лёгкими, но уверенными. Как будто она поднималась не по ступеням, а всплывала, не издавая ни звука.
Николай застыл, всё ещё прижатый к двери. Дышал тяжело, шумно, втягивая воздух через нос, пытался втянуть в себя всё это мгновение. Он стоял так, пока её еле слышные шаги, в которые он старательно вслушивался, не стихли. До последнего удара каблука, до последнего отголоска. И лишь когда сверху – как завершающий аккорд – донёсся тяжёлый лязг двери, такой же, как его собственная, Николай чуть отпрянул.
Парадная вновь наполнилась тишиной. Он остался один. Совсем один.
Повернулся. Протянул руку к ключу – осторожно, будто к живому.
Тот, словно одумавшись, без малейшего сопротивления выскользнул из замка. Как бы говоря: «Ну всё, довольно. Пусти меня».
Николай сжал его в ладони.
Было стыдно. Не за крик, не за удары. За то, что кто-то это увидел. За то, как легко ключ вышел – после всего. Рука саднила. Он опустил взгляд – багровела, чуть дрожала. Вены проступали – тонкие, как проволоки.
Хорошая дверь. Старая, тяжёлая. Дверь, которая не подводила. Она надёжно присмотрит за квартирой. За вещами. За тишиной. Даже тогда, когда его уже не станет.
Николай двинулся вниз. Шаг за шагом. Не торопясь – но и не останавливаясь.
Ноги будто сами находили ритм: лёгкая, неритмичная трусца, глухой стук по слизанным от бесчисленных ступавших на них ног ступенькам, словно сердце сбивается с такта.
Ключ по привычке повесил на шею – он вечно терял его в карманах: то подклад распарывался, то ткань истончается. А так – металл всегда при себе, даже проверять не нужно, ключ там всегда. тонкая но невероятно прочная ниточка