Один из них – его собственный.
Николай немного постоял и понял: пальто не помогает. Холод, который уже проник внутрь, не исчезнет и не даст согреться. Он сидел под одеждой – между лопаток, в запястьях, в сгибе коленей. Этот пронизывающий холод стал не столько спутником, сколько немым провожатым. До самого конца.
Николай подошёл к самому краю набережной. Протянул руки и опустил ладони на известняковый поручень. Камень – влажный, серый, шершавый – лежал на потемневших от времени балясинах. Тут холод был иным. Не уколом – тяжестью. Он не жёг, а проникал. Ладони будто впивались в поверхность. Кожа на подушечках пальцев сразу побледнела, потянуло ломотой, а за ней пришло онемение – вязкое, и дурманящее.
Апрель.
Он отдёрнул ладони. Потёр их – пальцы словно не чувствовали друг друга. Облокотился локтями – через тонкий рукав ситца рубашки под тканью пальто.
Камень был всё тем же. Глухим. Сытым зимой.
Наклонился чуть вперёд.
Внизу – река. Она опоясывала остров лениво, молча.
Воды не было видно.
Всё скрывал лёд – тонкий, матовый, молочный.
Он стоял здесь и прежде. множество раз. Много лет назад.
Именно тут – у самого выхода из своей парадной – он встретил её.
Он, человек, который почти никогда не выходил из дому. Просто вышел – и встретил.
Она стояла у перил. В платье. Без шапки. Смеялась.