– Почему ты пришла ко мне, если знала, что я не помню?
– Я не пришла. Я просто шла. Ноги принесли. Сердце вывело. А когда увидела тебя… всё закричало. Тело вспомнило раньше головы.
Он повернулся.
– Я хочу… вспомнить. Но боюсь.
– Не надо. Не обязательно вспоминать, чтобы быть.
Он подошёл ближе. Остановился. Между ними – ещё шаг. Но они не делали его.
– Можно я просто… останусь? Пока. Здесь.
– Здесь – это не мастерская. Это я.
Он не ответил. Только закрыл глаза. И в этот миг – небо снова разрывается дождём. Как будто подтверждая: всё действительно начинается.
***
Тем вечером Вера вернулась в отель и впервые не чувствовала одиночества, несмотря на пустой номер. Она достала зонт и поставила у двери. Как символ. Как знак.
В углу стояла чашка, оставленная с утра. Она не стала её мыть. Просто села на подоконник, обняв колени. Вера взяла в руки старую открытку с подписью его рукой, и прижала к губам.
Тбилиси светился мягко. Желтыми пятнами окон, тёплыми силуэтами деревьев, шелестом уличных разговоров, будто весь город был в состоянии ожидания.
Она вспоминала, как он смотрел. Не глазами. Сердцем. Это было не воспоминание – это было новое чувство. И где-то внутри неё проснулась мысль, от которой стало страшно: а вдруг он снова исчезнет?
***
А в мастерской Николоз сидел в полумраке. Рядом – лампа. На коленях – тот самый дом. Он держал его осторожно, как будто от веса этой модели зависело его настоящее. Слова Веры – «Ты исчезал и раньше» – звенели в голове.
Он встал. Открыл ящик. Там – старый блокнот. Не его. Но был в ящике с тех пор, как он начал здесь работать. Он открыл. На обложке – инициалы «Н.М.»
На первой странице – набросок руки. Женской. С подписью: «Рисую, чтобы не забывать». Он закрыл глаза. И почувствовал: да, это его. Его прошлое. Его боль. Его выбор. Он взял карандаш. И начал рисовать. Сначала – балкон. Потом – силуэт женщины. А потом – свои руки, протягивающие ей чашку.
Утро снова пришло не как начало, а как продолжение – словно ночь не уходила, а просто надела другую одежду. Тбилиси был всё так же обволакивающе мокрым, но теперь дождь не казался чужим. Он стал частью ритма, дыхания, тембра – как аккомпанемент к внутреннему состоянию.
Вера проснулась не от будильника, не от стука, не от света. А от тишины. Она была другая. Не напряжённая, не звенящая. Она была как дыхание рядом.