Она завела волосы за ухо и посмотрела на меня искоса.
– Гостеприимство? – прищурился я, уже обмотавшись полотенцем и усевшись на лавку напротив, между нами был только стол.
– Не бойся, – она рассмеялась, перейдя на «ты», – я не кусаюсь. Пока. Хотя… если ты будешь милым и попросишь – могу укусить. Хи-хи…
– Кто тебя прислал? – спросил я прямо.
– Ой, да какая разница? – Лиза встала, показывая соблазнительное бедро. Простыня чуть дрогнула и соскользнула с ноги. – Сама пришла… А ты расследовать что-то приехал, да? Говорят, что-то важное, говорят, ты знаменитый сыщик. Ой, мамочки, как интересно… Расскажешь?
На слове «знаменитый» она сделала особое ударение, будто я был как минимум звездой мировой эстрады. Обойдя стол, девушка подошла ближе. Тепло её тела чувствовалось на этом коротком расстоянии.
– Служебная тайна, – улыбнулся я.
Она наклонилась и вдруг спросила с некоторой грустью:
– Я знаю, ты не простой, это сразу видно. Умный. Видящий. Вот и посмотри на меня. Видишь, кем я могу стать? Видишь, куда меня тянут? Ну…
Я даже вздрогнул – почему она спросила у меня это? Будто Груня почувствовала нашу связь из будущего. Я смотрел ей в глаза: всё тот же взгляд, только ещё без прожитых лет, без боли, без пелены той усталости, что ляжет потом печатью на ее лице, забирая остатки молодости и красоты. Она – ещё не падшая. Её ещё можно спасти. Наверное.
– Не с того жизнь начинаешь, дорогая, – тихо сказал я. – Сверни, пока не поздно. Пока ты ещё не стала той, кем… однажды можешь стать.
– А если уже стала? – прошептала она, уселась рядом, игриво обвив мою шею руками, и попыталась поцеловать.
Я мягко отстранил ее, показывая, что у нас всего лишь беседа, пусть и по душам.
– Нет. Поверь мне, я бы почувствовал. В людях я немного разбираюсь.
В банной комнате повисла на миг тишина. Лишь тикали настенные деревянные часы да чайник с травами посапывал на краю стола.
Она сидела, закутавшись в простыню, босая, опустив плечи, будто не пряталась – а, напротив, ждала, когда я заговорю. Волосы её блестели от пара, спина по привычке чуть кокетливо выгнута, но не напряжена.
– Не все так просто, Андрей Григорьевич, – проговорила всё-таки собеседница, и теперь напускная её игривость уже улетучилась.
Я знал про ее проблемы. Знал, почему так все с ней обернулось.
– А у тебя с отцом, значит, не ладилось? – спросил я негромко, будто в никуда.