К полудню дождь начал стихать, превращаясь в мелкую морось, но видимость оставалась плохой. Воздух был настолько влажным, что казалось, можно пить его. Открылись новые, ужасающие детали: скелеты деревьев, обломанные, как спички, искореженные стальные конструкции, похожие на кости гигантских животных. В этом безмолвии, наполненном лишь шорохом дождя и их собственным неровным дыханием, одиночество ощущалось особенно остро. Они были двадцатью последними людьми, потерянными в огромном, мертвом мире.
Артем остановился у того, что когда-то было проезжей частью. Открылась ужасающая картина: огромные воронки, наполненные грязью, словно гигантские раны на теле земли, и повсюду – разбросанные, изуродованные обломки. Он почувствовал, как к горлу подступает ком отчаяния, но тут же подавил его. Он должен был быть сильным. Для них всех.
«Мы должны быть крайне осторожны, – сказал он, обращаясь ко всем. – Земля нестабильна. Любой шаг может стать последним. Ищите все, что можно использовать. Но не рискуйте ради хлама». Они начали прочесывать местность, их глаза, натренированные катастрофой, теперь искали не привычные дорожные знаки, а лишь признаки выживания. Здесь и там они находили ржавые банки, обрывки проводов, куски пластика – все, что могло быть хоть как-то полезно. Но большая часть была бесполезной, лишь напоминанием о потерянном мире.
Когда солнце, пробиваясь сквозь облака, наконец показалось на мгновение, оно отбросило длинные, искаженные тени на руины. И в этом свете обнажилась еще одна ужасающая реальность: не только здания были погребены. Среди обломков и ила проступали контуры того, что раньше было людьми. Смытые, искаженные, они лежали там, где их настигла волна, словно восковые фигуры, застывшие в предсмертных муках. Невыносимый запах разложения, который до этого был фоновым, теперь стал ощутимым, пронзительным.
Мария ахнула, закрывая рот рукой. Елена отвела взгляд, ее лицо побледнело. Даже Виктор замолчал, его цинизм на мгновение отступил перед лицом такой всеобъемлющей смерти. Саша сбледнул, его глаза наполнились ужасом. Артем чувствовал, как его желудок сжимается. Это было то, о чем он знал, но не хотел видеть. Реальность, которую он пытался отсрочить. «Идем дальше, – глухо сказал он, его голос дрожал. – Здесь нечего делать».