– Я… здесь… – слабый, как эхо, отклик. – Едва… Ты… видишь его? Ядро?
– Да! – Арк подошел к самому краю площадки. До поверхности чудовищного мозга было метров тридцать. Вокруг платформы – пропасть, заполненная золотистой жидкостью, от которой исходил густой пар. – Что делать? Как внедрить вирус?
– Нужен… прямой контакт… – голос Веи прерывался. – Физический… интерфейс… Там… видишь выступ? Как язык… из плоти Ядра?
Арк увидел. Массивный отросток биоткани тянулся от основного тела Ядра почти к самой платформе, заканчиваясь площадкой с воткнутыми в нее десятками нейро-штекеров и мерцающими панелями управления. Интерфейсная станция.
– Туда… – прошептала Вея. – Подключись… Но… Арк… В ее голосе появилась невыразимая грусть и нежность. – Вирус… который нужен… не в твоем девайсе… Он… в нас. В нашем слиянии. В нашей… боли. В памяти о любви… которую они украли. В гневе за Глеба… за меня… за всех в Улье. Этот вирус… он в тебе.
Арк понял. Его не модифицированный Имплант, а его разум, измененный Веей, наполненный ее знанием, ее болью, ее любовью и ненавистью – и был оружием. Он должен был стать проводником, живым трояном.
– Но… как передать? – спросил он, глядя на пульсирующий отросток плоти Ядра.
– Через меня… – мысленный голос Веи стал четким, решительным, несмотря на слабость. – Я… последний мост. Но… Арк… чтобы передать вирус… чтобы пробить защиту Ядра… мне нужно… раствориться. Отдать тебе все. До последней мысли. До последнего воспоминания. Стать… чистым сигналом. Это… конец меня. Как… отдельной сущности.
Арк замер. Ледяной ужас сковал его. Нет. Не это. Не после всего. Он чувствовал ее присутствие – хрупкое, теплое, ставшее частью его самого за эти немыслимые часы. Потерю Веи он ощущал бы как смерть части своей души.
– Нет! Нельзя! Мы найдем другой способ! – мысленно закричал он.
– Нет… времени… – ее мысленный голос стал нежным, как прикосновение. – И нет… другого способа. Я умерла давно, Арк. Это… дар. Шанс нанести удар. За Глеба. За нас. За всех. Позволь мне… сделать это. Позволь мне уйти… как вирус свободы. А не как призрак в машине.
Он почувствовал, как ее сознание – ее воспоминания о солнечных днях в лаборатории, о смехе Глеба, о первых глюках надежды, о страшной боли предательства и смерти, о нежности к нему, Арку, за его ярость и доверие – вливается в него. Не просто информация. Сущность. Ее «Я» растворялось, отдавая себя ему без остатка, становясь топливом для последнего, смертельного вируса. Он чувствовал, как она целует его мысленно, прощаясь.