Когда он вытащил то что покоилось внутри существа, воздух вокруг словно сгустился и стал тяжёлым. То был Клык – длинный, изогнутый, как ребро самой ночи, пульсировал в его руке тёплым и каким-то живым светом. На его поверхности проступали странные узоры, похожие то ли на письмена, то ли на шрамы.
– Он всё ещё помнит тебя. – раздался за спиной голос, заставивший Вайдера резко обернуться.
Мальчик, если это существо можно было таковым назвать, стоял на расстоянии нескольких вздохов, а его босые ноги едва касались покрытого плесенью пола. Его глаза, слишком большие, слишком яркие, слишком инородные – смотрели сквозь него, будто видели что-то позади. Рот ребёнка был аккуратно зашит чёрными нитями, которые сливались с его бледной кожей, образуя странный узор, похожий на паучью сеть.
– Помнит? – переспросил он чувствуя, как клинок в его руке становится тяжелее.
–Все твои многочисленные смерти. Все твои вопли. Все страдания и неудачи.– ответил мальчик, и его швы натянулись, образуя отвратительное подобие улыбки, от которой кровь стыла в жилах. – Он будет вопить, когда ты вновь убьёшь им в первый раз.
Тишина между ними, повисла как туман за стенами. Казалось само время испустило последний вздох, когда эти двоя смотрели друг на друга. Не отрываясь. Не дыша.
– А во второй? – наконец спросил Вайдер, хотя часть его уже знала ответ.
–Тогда, завопишь ты. – Сомном голосов прошептал мальчик и сделал шаг назад, сливаясь с тенью.
Оставив после себя лишь запах – мокрой шерсти и старых, покрытых плесенью страниц.
Вайдер посмотрел на клинок в своей руке. Он был невероятно тяжёлым, но не от веса металла – скорее, от груза всех тех воспоминаний, которые он в себе таил. На его поверхности то и дело проступали странные изображения – лица и образы, которых он не узнавал, места, где никогда не был, смерти, которые не умирал, жизни, которые не жил. Где-то вдалеке, за пределами храма, раздался смех – хриплый, булькающий, надрывный, лишённый всякой радости и жизни.
Он вышел из храма в охваченный сумерками мир. Клинок в его руке дрожал, и Вайдер понял, что то не дрожь страха – это была дрожь сладостного предвкушения. Он направился к неутихающему источнику смеха. Потому что больше идти было некуда. Потому что весь мир вокруг был лишь тенью настоящего кошмара.Потому что слёзы, стекавшие по лезвию Клыка, оставляли на земле следы, похожие на шрамы покрывавшие его тело.