У ворот Академии Волкова встретил часовой-автомат. Протягивая свою механическую уже частично проржавевшую руку, автомат проскрежетал:
– Пропуск, гражданин.
Его тело было сварено из обрезков брони, а вместо лица – маска из воронёной стали с прорезями для глаз. Ладонь, усеянная штырями для считывания эфирных чипов, дрожала как у пьяницы.
Волков узнал модель: «Страж-12». Год назад он сам проектировал их, чтобы заменить солдат на парадах. «Экономия на гробах», – усмехнулся он мысленно.
– Вот мой пропуск, – бросил он на ладонь автомата кристалл Эфириума, выдолбленный из своего карманного хронометра.
Машина завизжала. Шестерни в её груди завертелись, а из глазниц хлынули зелёный свет, освещая клеймо «ВНЗ-12» на ржавой шее.
– Гр-р-раф Волков… Внесён в реестр как предатель империи… Приказ: з-з-задержать…
– Надёжность, как у царских обещаний, – проворчал Дмитрий, ударив тростью с набалдашником в виде миниатюрного парового клапана по «горлу» автомата. Стержень шипяще выпустил облако перегретого пара – секретное изобретение, «дымовая завеса для учёных, уставших от болтовни».
Он ворвался в здание, сбивая с ног студентов-механиков в промасленных мундирах. Их испуганные лица мелькали в клубах пара: один мальчишка, не старше пятнадцати, упал, обнимая чертежи с эскизами «усовершенствованных наручников для каторжников». Волков наступил на бумагу, оставив след сапога. «Скоро вы все будете целовать сапоги автоматов», – подумал он, спуская в подвал.
Глубоко в подвале располагались лаборатории для проведения различных испытаний связанных с Эфириумом. Когда Волков спустился в подвал, перед ним предстал длинный коридор с металлическими дверьми. В конце этого коридора находилась такая же металлическая дверь, над которой красовалась табличка «Лаборатория №7».
Волков быстро преодолел длинный и серый коридор.
Дверь в лабораторию была заварена стальными балками, словно вход в склеп. Волков достал из внутреннего кармана ампулу с чёрным Эфириумом – контрабанду, купленную у финских контрабандистов за три бутылки шнапса и серебряный портсигар. Жидкость внутри пульсировала, как сердце демона.
– Прости, Пётр Алексеич… – прошептал он, вспоминая академика Петровского. Тот всегда смеялся над его паранойей: «Эфириум – это будущее, Дмитрий! Ты как ребёнок, который боится собственной тени!»