Кислота шипела, разъедая металл. Когда дверь рухнула, Волкова ударил запах – смесь горелой плоти, расплавленного стекла и чего-то сладковатого, словно мёд, смешанный со ржавчиной.
Лаборатория, некогда белая и стерильная, теперь напоминала адскую кузню. Стены почернели от копоти, а на месте паровых компьютеров зияли оплавленные груды металла. В центре комнаты, под разбитым стеклянным куполом, дымился Эфирный Двигатель. Его ядро – шар из сплавленных шестерёнок – пульсировало алым светом, словно инфарктное сердце. От него тянулись медные жилы-трубы, уходящие в пол. «Прямо в земные недра… Безумие…», – подумал Волков.
На полу, обняв журнал с расчётами, лежал Пётр. Его грудная клетка была выжжена дырой, края которой оплавлены, как кратер вулкана. Внутри, среди обугленных рёбер, что-то блестело – осколок кристалла Эфириума, вросший в плоть.
– Ты всегда был плохим лжецом, – хрипло сказал Волков, листая страницы. Последняя запись дрожала, будто писалась во время землетрясения:
«Частота резонанса 32.9 Гц… Двигатель реагирует на подземные толчки… Возможно, он подключён к системе Норд-Расы… Если продолжить к 33 Гц…»
Текст обрывался кляксой, похожей на кровь.
Внезапно стены содрогнулись. С потолка посыпалась штукатурка, а из жерла Двигателя вырвался луч алого света. Он прошил купол, выжег в крыше дыру, и в небо взмыл столб пламени. Воздух наполнился гулом – низким, вибрационным, будто Земля стонала.
– Они проснулись… – прошептал Волков, глядя, как огненный смерч пожирает облака. Где-то в глубине гула он услышал голос – нечеловеческий, состоящий из скрежета и воя, словно тысячи шестерёнок, спорящих на забытом языке.
Петербург погрузился в хаос. По набережной носились «паровики» – экипажи на гусеницах, давящие бегущих горожан. Женщина в разорванном кринолине цеплялась за фонарный столб, пока мимо неё пролетел окровавленный мужчина с ребёнком на руках. С Невы, разрывая туман, поднялся Царь-Дирижабль «Рюрик». Его корпус, украшенный двуглавым орлом, изрыгал из чрева дронов-«ястребов» – стальных птиц с бритвенными крыльями. Один из них, пронзив визгом воздух, вонзился в стену дома, поднимая фонтан кирпичей.
В это время Волков находился ещё внутри Академии. Как вдруг он услышал голос.
– Волков! – голос перекрыл рёв огня.
Он обернулся. Из пара выступила фигура в платье, сотканном из медных нитей и стальных пластин, словно доспехи Валькирии. Цесаревна Анна. Её лицо, бесстрастное, как маска императрицы на портретах, искажала ярость. Даже её волосы, уложенные в сложную причёску с паровыми шпильками, растрепались, и теперь медные локоны бились по плечам, как змеи.