«Они не знают, чего боятся», – пробормотал Итан, глядя на одно из таких сообщений, где молодой парень с восторгом описывал, как он записался добровольцем на Марс.
Марс… И тут же, словно по команде, перед его внутренним взором встало другое лицо. Не с экрана, а из глубин памяти. Лена. Елена Ройс. Самая молодая и, возможно, самая талантливая в их группе «Прометея». Ее короткие светлые волосы вечно падали на глаза, когда она склонялась над консолью, ее смех был заразителен, а вера в то, что они делают что-то действительно великое, почти незыблема.
Он помнил, как она радовалась первым успехам, когда их экспериментальный интерфейс позволил ей напрямую управлять сложными механизмами силой мысли. Ее глаза тогда сияли не хуже, чем у этих нынешних адептов «Синтеза». А потом… потом начался спад. Сначала едва заметные странности в поведении, провалы в памяти, которые она списывала на усталость. Затем – приступы неконтролируемой эйфории, сменявшиеся глубокой депрессией. И тот день, когда он нашел ее в лаборатории, сидящей на полу и смотрящей в одну точку пустыми, ничего не выражающими глазами. Она что-то бормотала о «цветных нитях, которые расплетают мир». Через неделю ее «медицински отстранили». Больше он ее никогда не видел. Официальная причина – острое психотическое расстройство на фоне переутомления. Но Итан знал, что это был не психоз. Это был «Прометей», пожирающий своих детей.
Он резко выключил терминал. Во рту появился знакомый горький привкус. Воспоминание о Лене всегда было одним из самых болезненных. Она была символом всего того, что они потеряли, всего того, во что их заставили разувериться.
Итан снова подошел к окну. Смеркалось. Город внизу зажигал свои бесконечные огни, превращаясь в сверкающее море неона и голограмм. Пульсирующий, живой, полный энергии. И полный людей, готовых с радостью броситься в объятия нового технологического бога. Он видел, как на соседних зданиях активировались огромные проекции, рекламирующие «Синтез». Логотип "Aethelred Dynamics" – стилизованная буква "А", вписанная в круг, напоминающий зрачок, – смотрел на него с десятков стен.
Ему показалось, или стены его квартиры действительно стали ближе? Воздух сгустился, дышать стало труднее. Чувство тревоги, которое он пытался подавить весь день, нарастало, превращаясь в почти физическое давление. Мир не просто стучался в его дверь. Он ломился, угрожая вынести ее вместе с косяком, и Итан понимал, что его старые замки и задвижки могут не выдержать этого напора.