– А где бы я тогда сидел? – задал он себе совершенно ненужный, в данных обстоятельствах, вопрос. – На материке, – тут же ответил он, прекрасно понимая, что никакой жизни у него бы там не было. Он на миг представил себе, как сидел бы сейчас в какой-нибудь жалкой маленькой квартирке без лифта и… без работы, живя на мизерное пособие по инвалидности. А тут!..
– Тут – длинный, предлинный коридор, – медленно проговорил он и вновь прислушался. Мертвая тишина стояла в бесконечном туннеле, лишь иногда прерываемая подземным гулом. «Наверное, плывем куда-нибудь», – подумал толстяк и снова включил мотор на своем кресле.
По пути неизвестно куда, хотя Трясогузов очень надеялся, что едет в столовую, он несколько раз останавливался, присушиваясь к посторонним звукам, отмечая про себя, что ничего не изменилось, кроме того подземного гула, к которому уже стал привыкать. «Куда же мы все-таки плывем?» – задавался он одним и тем же вопросом, не пытаясь на него ответить.
В такие моменты он иногда ощущал редкие покалывания в спине и ногах. В другое время его бы это порадовало, но сейчас в воображении стояли навязчивые жуткие картины, как с ним могут легко расправиться в этом коридоре, освещаемом неровным светом неоновых ламп. Он был похож на жирного огромного кролика, с минуту на минуту ожидавшего нападения удава, которого он пока не видел, но чувствовал всем своим нутром. Страх обессиливал Трясогузова похлеще самой тяжелой физической работы, которую ему когда-либо приходилось делать. Он бы с удовольствием потягал сейчас какие-нибудь увесистые гантели, или попробовал бы поплавать в бассейне, разумеется, «без ног», но он бы рискнул… А вот этот страх перед невидимым «удавом» был настолько невыносим, был таким выматывающим, что лучше бы его застрелили на месте и дело с концом.
– Где же ты, уродец?! – крикнул он вглубь коридора, неожиданно вспомнив об Аркашке. Тот убежал так далеко, что при других обстоятельствах толстяку пришлось бы ехать на пятой скорости, тратя последний заряд на этот путь, но коридор настолько изменился, превратившись из ровной прямой дороги в ломаную змею из белого кафеля, что иногда приходилось ехать без всякого мотора, иначе можно запросто врезаться в стену.
Аркашки, по-прежнему, нигде не было. И в какие бы закоулки Трясогузов не заглядывал, он не видел там никакого движения, кроме иногда мерцавших ламп, дававших странные подвижные тени. К тому же оставалось неизвестным, крадется ли кто сзади, или это лишь плод его воображения, буквально пропитанного страхом.