Но не всё было сказкой. За старой мельницей начиналась Запретная поляна. Там рос мухоморный круг, а в центре лежал камень с выщербленным лицом. – Не ходи туда, Лисёнок, – бабка говорила строго. – Там бука-топотун спит. Разбудишь – весь лес затопчет. – А кто он? – Старый гнев земли. Как люди много грешат – он просыпается. Мы с тобой тише мышки – давай, крадучись…
Перед сном баба Лена рассказывала не сказки – правду: – Видишь, туча на луну наползла? Это Водяной невест ищет. А вон сова кричит – это Леший на сосну залез, ногу занозив. Смешной! – Баба, а духи злые? – Не злые, а обиженные, – гладила её по голове. – Люди забыли, что лес – живой. Не здороваются, мусорят. А он… плачет. Слышишь, берёзы скрипят? Точно старички на лавке: «Ох, спина болит от людской глупости…».
В последний вечер баба Лена повела Алису к дубу-царю. Привязала на ветку ленту: – Это тебе, Лешак, на память. Дитё увожу, не ворчи. А в карман курточки сунула тот самый амулет: – Держи, Лисёнок. Если в городе страшно станет – прижми к сердцу. Я через него шепну: «Не бойся, родная. Лес с тобой».
Автобус увозил детство. Алиса прилипла к стеклу. На опушке, среди берез, стояла высокая тень с ветвями вместо волос. Махала ей вслед. Девочка зажмурилась. – Баба, это Леший? – Он самый, – бабка прижала её к себе. – Прощается. Ждёт, когда снова приедешь. – А я приеду? – Обязательно. Лес своих не забывает.
Эпиграф главы (из дневника Елены Светловой):
«Лес не прощает, но он справедлив.
Если пришел к тебе Леший – значит, ты сама позвала.
Или… ты ему нужна.»
Осень в деревне Черноборье пахла пеплом и прошлым. Воздух, густой от дыма печных труб и прелой листвы, обжигал легкие, словно напоминая: здесь время не лечит, а консервирует раны. Алиса вышла из ржавого автобуса, вцепившись в чемодан с оторванным колесом. Дорога, усеянная лужами от вчерашнего дождя, вела к кладбищу – бабушку хоронили сегодня, но провожать ее пришли лишь горстка старух да местный поп, похожий на высохшую гривастую сову.
– Эх, Лисёнок, не вовремя ты припожаловала, – хрипло пробурчал шофер, выгружая её сумки. – Лес-то наш не любит чужих, а ты и вовсе городская…
Он плюнул через плечо, отгоняя нечисть, и укатил, оставив Алису среди берез, чьи стволы, словно кости, белели сквозь рыжую хмарь.