– Это неплохо, – сказал он, всё ещё улыбаясь. В голосе его появилась лёгкость, которая до этого пряталась где-то внутри.
Она чуть склонила голову, и уголки её губ едва заметно приподнялись. Не улыбка – намёк. Не согласие – почти разрешение. Но этого было достаточно, чтобы понять: разговор начался.
Дальше слова пошли сами собой. Не быстро, не с жадностью, а размеренно, будто они оба осторожно проверяли, как звучит голос в этом новом пространстве. Она назвала своё имя, но ловко обошла тему, куда направляется. Майк рассказал о снеге, которого никогда не видел, о книгах, где зимние пейзажи описывались так, что перехватывало дыхание. Она слушала – не кивая, не поддакивая, просто слушала.
Иногда её губы едва заметно сгибались – как будто его слова что-то в ней трогали, но она не собиралась это показывать.
Она говорила мало. Но в этом «мало» было что-то точное, отмеренное. Словно у неё не было нужды заполнять паузы – паузы её не пугали.
Поезд шёл вперёд. Солнце ложилось длинными тенями на промерзшие поля. Их голоса вплетались в ритм движения – не громко, но достаточно, чтобы почувствовать: холод впереди уже не казался таким далёким. И, может быть, не таким страшным.
И вот наконец вопрос, который давно кружился в голове Майка, нашёл выход. Он наклонился чуть ближе – не уверенно, а будто осторожно касаясь границы между словами и молчанием.
– А как ты вообще можешь быть такой прямой?
Она не отвела взгляда. В её лице не было защиты, не было и попытки сгладить угол. Только спокойствие – как у человека, для которого правда не требует оправданий.
– Если что-то глупо, я говорю, что это глупо. Если кто-то ведёт себя как придурок – я так и скажу. Если мне с кем-то хорошо, я скажу, что мне хорошо. Неважно, кто передо мной – друг, случайный попутчик или кто-то, с кем я познакомилась пять минут назад в поезде.
Это было не откровение. Это было присутствие. Человек, который не прячется. Не в том смысле, чтобы кричать о себе – наоборот. Просто она была. И этого было достаточно.
Майк молчал. Её простота будто подсветила в нём то, что он давно не чувствовал: внутреннюю свободу, которую когда-то забыл. Он тихо выдохнул.
– Знаешь… я, наверное, немного завидую, – сказал он почти шёпотом, будто признаваясь самому себе.
Она чуть повела плечом – ни жеста, ни снисхождения, просто движение – и улыбнулась уголком губ.