Белое платье.
Мы с подругой пошли в какой-то заброшенный дом. Кажется, она обещала, что там будет любовь и все такое, но без подробностей, просто сказала: “тебе понравится…”. Она была старше меня лет на 5: знала больше и понимала эту жизнь лучше. Но она ошиблась. Там в заброшенном доме, при дневном свете, в толпе каких-то разновозрастных ребят любви не было. Было все без любви. Жутко, больно, и непростительно гадко. Но я их простила. Каждого. Простила много лет спустя, когда потеряла сына. Потому что нет ничего больнее, чем смерть ребенка. И я бы еще пошла в тот заброшенный дом. Если бы это спасло сына. Но его нет. А все остальное не так и важно.
Белое платье.
Я долго не могла понять, почему когда я хочу вспомнить что-то из детства, я проваливаюсь в чернушные воспоминания. Я ищу крупицы счастья, а на меня обрушивается непробудная чернота. Но ведь это же неправда. Неужели я не смеялась, не радовалась подаркам, не смотрела мультфильмы, не пила какао, не рисовала мелом, не танцевала под дождем? Ведь не может быть, чтобы все было таким черным. Наверное, мне выгодно так думать, или мне просто хочется поплакать, а мозг достает из своих коробочек воспоминания, с которыми это возможно. Плакать это хорошо, я не то, чтобы не люблю, но редко плачу, как-то все недосуг. Сложно понять, где плакать надо. Вот когда тут больно – можно? А когда тело не болит, но горло как будто сейчас разорвется – уже можно?
Кажется, что я была не плачущим ребенком, просто потому что не умела плакать. А мой волонтерский психотерапевт сказала, что все это умеют и предложила поискать свои слезы. Но это же не яйцеклетки, чтобы они копились и их запас где-то хранился. Я не смогла. Я их не нашла ни когда маму хоронила, ни когда сына потеряла.
Хотя нет, неправда. Помню, стою у окна. В больнице. Как раз, когда узнала про сына. Смотрю, на улице тучи, листва падает, их ветер порывами сметает охапками с деревьями и вальсы танцует. А я смотрю думаю, вот бы умереть тоже осенью. Красиво: ты умираешь, а ветер вальс танцует. И вроде праздник. И в этот момент ко мне подошел доктор. Он взял мои руки, положил себе на плечи и так крепко-крепко обнял. Мне даже показалось, что я в доктора в этот момент врастаю, что не слезы из глаз, а вода струями брызнула. И я не до конца сейчас понимаю, что это было. Но это было словно гной вышел из раны, из фурункула, который вскрыли, чтобы тело не заразилось.