А пушка у него точно там. Рядом с увесистой бляшкой ремня.
Но такая быстрая месть слишком проста за то, что он отнял у меня.
– Ненавижу, – прошелестели мои губы.
Я все о тебе знаю, Давид Басманов. Каждую привычку. Я не жила с тобой в одной камере, но я знаю того, кто жил с тобой. Я знаю твои любимые слова и имена… мое имя тебе тоже понравится.
Он закончил с мешком.
Скоро ты увидишь меня.
Три, два, один…
Я готова. Спина давно выпрямлена, руки сцеплены сзади. Колени уперлись в ткань мешка, мешок – на бетоне. Жестко и грубо. Поза гола как правда, на многие мысли наводит.
Ему понравится…
Ему должно понравиться. Иначе все зря.
Холод пробрал меня до костей. Или жара. Я перестала различать эти тонкости с тех пор, как упал чертов мешок, оголяя мое тело.
На него я посмотрела не сразу.
Сперва распахнула стеклянные от страха глаза, привыкая к свету, затем тревожно облизнула губы. Ни тело, ни губы – он их не трогал никогда. Он только сделал меня сиротой, а это куда больнее первого секса с ним. Я почему-то была уверена в этом.
Вот мы и встретились, Дава. Ты помнишь меня?
Сердце, загнанное в тиски обстоятельств, гулко забилось.
Взгляд моментально уперся в мужские брюки – настолько он близко к моему телу стоял. Серебристая пряжка ремня отпечаталась в голове, кажется, навечно. Внушительная пряжка. И не только она.
С шумом сглотнув, я наткнулась на кулаки. На крепко сжатые, на широкие. Одна его рука сжимает холодный металл, дуло ожидаемо смотрит на меня. А на левом мизинце плотно натянут перстень. Я много раз видела его на фотографиях.
Что этот перстень значит для тебя, Давид Жестокий?
Если он важен для тебя, я заберу его вместе с твоей жизнью.
– Грех мой, вот ты и попала.
Меня передергивает от его голоса.
Он снился мне в кошмарах много раз.
Похож. До боли похож. Я этот голос из тысячи узнаю и даже после смерти – помнить буду.
И смех его… я содрогнулась.
Веду подбородком вверх, встречаясь с ним взглядом. Глаза в глаза. Его такие темные, а мои – кажется – выдают все без остатка.
Я не просто твой грех. Ты догадываешься об этом?
Я твой конец.
– Восемнадцать есть?
Его голос страшно хрипит.
Я отдана на растерзание настоящему хищнику. Кинута ему в клетку, ему в пасть.
А ключи от клетки я собственноручно выбросила. Добровольно все пути себе отрезала. Ты мой смысл жизни, Давид. Месть – смысл жизни.