– Мне двадцать два.
За туманом в его глазах уже ни дьявола не видно. Давид уже не здесь. Он будто только что мной овладел, он уже во мне.
Мне стоило больших усилий не дернуться от его приближения. Последнее, что я увидела, это как загораются его глаза – от вседозволенности, что вроде можно. Можно делать все, что он захочет.
И я не убегу – мы это оба знаем.
Его шершавые пальцы жадно коснулись моей шеи. Я помню его пальцы до сих пор. Наощупь. Они же грубо заставили меня подняться. Его руки без удара ударили. Как током, кипятком ошпарили.
От его прикосновений хотелось плакать, но я послушно встала на носки. Лишь бы отпустил, не касался, не трогал…
Какая ирония! Ведь я пришла сюда именно за этим.
Чтобы не отпустил.
Чтобы касался.
И чтобы непременно – трогал.
Какой же он высокий, мама. И сильный. Воспоминания нахлынули, ударив в самое сердце. Я помню его таким.
– Ты чья? Кто отправил? Кому? – отчеканил он, проглатывая буквы.
Пришлось задрать голову, чтобы посмотреть на его растянутые в жажде губы.
Он хочет меня. Свой подарок. Хочет прямо сейчас по случаю освобождения.
Вопрос только: получит ли?
– Я не знаю, – голос предательски дрожит, – я для Давида Басманова. Ему предназначена.
Ответ его удовлетворил. По глазам потемневшим увидела и по кадыку, дернувшемуся от голода.
Он почти нежно толкнул меня в квартиру. Я попятилась, наблюдая за тем, как он хватает с пола мешок и запирает за нами дверь. Все улики в дом. Внутрь.
Меня тоже внутрь, оставлять там не хочет. Себе хочет.
Поворот ключа. Всего один. До второго он уже не терпит, достаточно одного. Я – все его внимание и все желание.
– Иди ко мне, красивая.
Я пятилась до тех пор, пока связанные за спиной руки не уперлись в стену. Костяшки ударились в декорированный бетон. Взгляд мой непроизвольно упал на металлическую рукоять, выпирающую из-за его пояса.
– На это смотришь? – он ухмыльнулся и достал пушку, – для тебя сегодня другая программа. С плашкой восемнадцать плюс.
Я шумно сглотнула. Теперь я поняла, для чего я связала себе руки.
Чтобы не сбежать, когда он двинется на меня.
Чтобы скрыть свою ненависть, когда он впервые поцелует меня.
И чтобы случайно не выхватить из-за его пояса пистолет, заряженный сладкими пулями. Одна из таких непременно окажется в его лбу. Непременно.
Я обещала. Ему, себе, им. Всем обещала.