А сам старик, не теряя ни секунды, взял стоявшую у стены канистру с бензином, быстро облил всё помещение, не пропуская ни угла, и вышел ко мне, его лицо было сосредоточено. Я уже ждала его, оседлав своего верного железного коня, который дрожал от нетерпения. Тихон на ходу надел шлем, отсвечивающий в свете редких фонарей, и ловко уселся сзади меня, обхватив меня за талию.
– Трогай быстро, дурная! – скомандовал он, чиркнув спичкой, и я рванула с места, ощущая мощь мотоцикла под собой.
В зеркале заднего вида я видела, как позади нас здание, где только что произошла бойня, начало стремительно охватывать пламя, языки огня жадно пожирали стены. Бах! Сильный, оглушительный взрыв! Ударная волна чуть не отбросила нас с мотоцикла, но я крепко вцепилась в руль, сдерживая его. А старик засмеялся, его хриплый, но довольный смех заглушал рёв мотора и треск горящего здания:
– Эх, есть ещё порох в пороховнице, оказывается, я ещё могу взрывчатку собирать! Неплохо для старикашки, а, девка?
Моя голова была совершенно пуста, разум отказывался воспринимать происходящее, превращаясь в белый шум. Я только что чуть не рассталась с жизнью, потом сама убила человека, а теперь мы сожгли место встречи, оставив за собой лишь пепел и ужас. Мне было до одури страшно представить, что теперь нас ждёт. Нас просто убьют, я в этом уверена, ведь такое не прощают.
Летели мы на моём железном коне, гонимые ледяным ветром и тем первобытным страхом, что гнал нас вперёд с каждой секундой. Мотор надрывно ревел, заглушая все мысли, кроме одной – выжить. Старик Тихон, сидя сзади, крепко обхватив меня за талию, молча показывал мне направление, его рука указывала путь в темноту. Мне оставалось только крепко держаться за руль, нестись по этим незнакомым улицам и молиться, чтобы за нами не было преследования, чтобы кровавая сцена осталась позади. Уже смеркалось, и когда мы, наконец, добрались до конечной точки назначения, город погрузился в полную, непроглядную темноту, лишь изредка нарушаемую тусклыми огоньками.
Остановились мы в самом бедном, забытом богом районе города. Здесь пахло сыростью, мусором и безысходностью. Рядом возвышалось старенькое, потрёпанное пятиэтажное здание, окна которого были разбиты или зияли чёрными провалами, а стены, казалось, вот-вот рассыплются. Его обшарпанный фасад, исписанный граффити, выглядел почти заброшенным, но где-то теплилась жизнь.