Зайдя на кухню, я плюхнулась на видавший виды, старый, потрёпанный стул, который скрипнул под моим весом. На маленьком, обшарпанном столе стояли две кружки с дымящимся чаем, хлеб, порезанный толстыми, неравномерными кусками, и щедрый брусок колбасы с сыром, лежащие прямо на столешнице без тарелки.
– Хах, да у нас сегодня королевский завтрак! – Я не сдержала смешка, расплываясь в довольной улыбке, забывая на мгновение о вчерашнем кошмаре.
– Ешь, Маргоша, не дури! – пригрозил мне кулаком Тихон, но в его глазах читалась теплота и какое-то особенное, отеческое беспокойство, что всегда грело душу.
Взяв толстый кусок хлеба, увесистый ломтик колбасы и не менее увесистый кусок сыра, я сварганила себе огромный бутерброд, который едва помещался в руке. И с удовольствием, по-варварски, вцепилась в него своими зубами, откусив первый, сочный кусок. Я с наслаждением жевала, чувствуя, как голод наконец-то отступает, и запивала горячим, ароматным чаем, который обжигал язык, но был невероятно приятен. Тихон молчал, спокойно поедал свои бутерброды, не поднимая глаз, и продолжал хранить странное молчание. Это было очень непривычно, но сегодня, к моему собственному удивлению, я не чувствовала ни острого чувства вины, ни парализующего страха. Сегодня мне было абсолютно всё равно на того человека, которого я убила, точнее, смертельно ранила, а добил его, конечно же, Тихон. Мне не было жалко, что эта мразь сгорела в том адском пожаре, который мы устроили, стирая следы. Но меня, как острую занозу, беспокоили последствия, те неизбежные последствия, которые нам теперь грозили со всех сторон. Я знала, что нас будут искать, и искать жестоко.
Поев бутерброды и выпив чай, Тихон, с видом человека, которому предстоит тяжёлый разговор, взял посуду и поставил её в раковину. Вернувшись назад на стул, он тяжело опустился, сложил руки перед собой и уставился на меня пронзительным, изучающим взглядом.
– Маргоша, потом помоешь.
– Хорошо, – ответила я ему, чувствуя, как серьёзность его взгляда меняет всю атмосферу крохотной кухни, вытесняя остатки утреннего покоя.
– Значит так, – начал он, голос стал низким, хриплым и напряжённым, – я всю ночь пытался обмозговать, что нам делать дальше, чтобы вытащить наши задницы из этой западни. Ты сейчас сидишь тут, в безопасности…