– А ты, – начал я, подбирая слова, как драгоценные камни, – если бы строила свой парк… Каким бы он был?
Она зажмурилась, будто вызывая видение:
– С лабиринтом из живых изгородей, где каждый поворот – это выбор. С фонтаном в форме лотоса, из которого струится не вода, а свет. И с аллеей, где деревья растут в такт дыханию влюблённых.
– Это не парк, – прошептал я. – Это портрет. Твой портрет.
Она повернулась, и в её глазах вспыхнуло что-то неназванное – как вспышка сверхновой перед тем, как погаснуть.
– Тогда станем соавторами, Эмир. Ты напишешь историю, а я построю мир, где она оживёт.
И в тот миг я понял: наши мечты – не цели. Это кометы, которые мы запустили в ночь, зная, что однажды они столкнутся, ослепив всех своей красотой.
Наша прогулка напоминала страницу из иллюстрированного манускрипта – каждая тень, каждый блик фонаря превращались в миниатюры, обрамлённые золотыми завитками. Мы шли вдоль бетонной стены, испещрённой иероглифами поколений: здесь рокеры выводили молнии кислотной желчью, влюблённые царапали сердца гвоздями, а философы-подростки цитировали Ницше баллончиками. Холст, на котором время смешало кровь, мел и аэрозоль.
– Аврора… – я протянул ладонь, будто предлагал ей войти в зеркало, – можно?
Она положила руку в мою – лёгкую, как крыло мотылька, и тёплую, как глина только что слепленной вазы. Её пальцы сплелись с моими, и мир сузился до точки соприкосновения. Как будто я обхватил запястье самой Вечности – хрупкой, пульсирующей, невероятно живой.
Мы шагали под руку, и асфальт под ногами стал мягче, словно город подстроил тротуар под наш ритм.
– Ещё одна встреча? – спросил я, глядя, как её ресницы отбрасывают решётчатые тени на щёки. – Завтра?
– Ты жадничаешь, Эмир, – она рассмеялась, и звук рассыпался, как бисер по стеклу.
– Время – ненадёжный союзник. Оно либо крадёт мгновения, либо дарит их скупой рукой. Давай грабить его вместе.
Она прижалась плечом, и шерсть её пальто зашептала с моей курткой на языке статического электричества:
– Тогда завтра. Но сегодня… – она остановилась, повернувшись ко мне так, что свет фонаря упал на её губы, окрасив их в цвет спелой хурмы, – сегодня ты ещё не подарил мне цитату.
Я замер, чувствуя, как сердце колотится, как маятник в старинных часах.
– Твоё имя… – начала она, проводя пальцем по моему запястью, – Эмир. В арабском – «принц». В тюркском – «повелитель урожая». А для меня… – её голос стал тише шороха листьев под ногами, – это звук ключа, поворачивающегося в замке.