Я застыл на пороге, будто корни проросли сквозь подошвы, а её силуэт растворялся в дверном проёме, как акварель в стакане воды. Внутри клокотал океан, чьи волны бились о рёбра – солёные от невыплаканных слов, яростные от невозможности вернуть вспять тиканье секунд.
Поцелуй жил на губах отдельной вселенной – сладкой, как нектар перезрелой груши, дрожащей, как крыло мотылька под ливнем. Её глаза вспыхивали в памяти искрами фейерверка, а смех звонил колокольчиками, запутавшимися в ветвях. То мгновение, когда дыхание сплелось в узел, было не касанием – падением в водопад, где каждая капля пела о том, что мы уже целуемся сто лет, просто забыли.
Улица плыла вокруг, выцвев до оттенков старой фотографии. Лишь она оставалась в фокусе: ветер, игравший прядями её волос в танце хула; звук имени на её языке – будто кто-то провёл смычком по струнам моего позвоночника. Эти обрывки я складывал в шкатулку под рёбрами, где вместо замка – трещина, сквозь которую сочился свет.
Пламя в груди разгоралось не от сухих дров страсти – от древнего дерева, чьи корни пробивались к подземным рекам. Мысли о завтрашнем дне метались меж полярными звёздами: вот мы сажаем сад на развалинах водонапорной башни, вот она стирает мои формулы со стен, рисуя вместо них крылья. Но где-то в тени шептался страх – а что если это лишь сон цикады, что засыпает на рассвете, чтобы никогда не услышать собственной песни?
Я шагал, а асфальт под ногами превращался в акварельный лист. Фонари распускались световыми хризантемами, шепот листьев повторял ритм её дыхания, а лужицы, оставшиеся после дождя, зеркалили созвездия – будто небо упало вниз, чтобы я не забыл: даже звёзды ищут пару.
Дом встретил меня запахом пыли и старых книг. Подняв голову к млечному пути, я вдруг понял – мы уже стали частью его карты. Не юноша и девушка, а две кометы, что выжгли новые созвездия: «Она-смех», «Он-тень-под-её-крылом». И где-то в этой бесконечности трепетало знание: мы не избежим бурь, но они будут лишь дождём для наших корней.
Закрыв глаза, я позволил улыбке расплавить лицо. Где-то там, за горизонтом, ждали дороги с колдобинами из лунного света и ухабы из её веснушек. Я готов был идти – не к счастью, а сквозь него, оставляя следы в виде прорастающих сквозь асфальт цветов.
Утро пришло, словно робот-уборщик, выскребающий пепел вчерашних сомнений. Даже кофе, обычно бодрящий как удар линейкой по парте, пах теперь пресной водой. Аврора поселилась в моих синапсах – её образ вспыхивал в каждом движении: в завитках пара над чашкой, в трещинке на яичной скорлупе, в ритме, которым ложка стучала о край стакана. Мои ритуалы – чёткие, как зубцы шестерёнок – рассыпались в прах. Вместо плана на день в голове кружился единственный вопрос, острый как осколок: Что если её «да» окажется миражом, а «нет» – ножом, перерезающим только что родившуюся нить?