Я остался стоять в темноте, слушая, как в соседней комнате дышит Лёша. Впервые за много дней я почувствовал: мы не одни.
Следующие дни слились в один длинный, вязкий поток. Я вставал, готовил завтрак, собирал Лёшу в садик, возвращался домой и долго сидел на кухне, глядя в окно. Иногда мне казалось, что я всё ещё жду её – вот распахнётся дверь, и она войдёт, улыбнётся, скажет: «Ну что, герой, завтрак готов?» Но дверь оставалась закрытой, а время – неподвижным.
Я пытался работать из дома, отвечать на письма, писать отчёты. Но мысли ускользали, буквы расплывались. В голове крутились обрывки воспоминаний: как мы впервые встретились, как она смеялась, когда Лёша сделал первые шаги, как ссорились из-за ерунды, а потом мирились, потому что иначе было нельзя. Я ловил себя на том, что разговариваю с ней вслух – спрашиваю совета, жалуюсь на усталость, рассказываю, что Лёша снова не доел кашу. Иногда мне казалось, что она отвечает – тихо, едва слышно, где-то на границе сна и яви.
Лёша тоже менялся. Он стал тише, серьёзнее. Иногда подходил, садился рядом, молча брал меня за руку. Иногда уходил в свою комнату и долго не выходил. Я старался не давить, не спрашивать лишнего. Просто быть рядом, просто держать его за плечо, когда он засыпал.
Свет в окне напротив стал для меня ритуалом. Каждый вечер, когда Лёша ложился спать, я выходил на балкон и смотрел на это окно. Женщина напротив жила по строгому расписанию: в восемь вечера она зажигала лампу, в девять – садилась вязать или читать, иногда ставила на подоконник чашку с чаем. Я не знал, как её зовут, не знал её истории, но её присутствие стало для меня якорем. Она была как маяк – неяркий, но упрямый, не дающий окончательно утонуть в собственной тьме.
Однажды я решился. Написал короткую записку: «Спасибо за свет. Он помогает мне не сойти с ума». Подписывать не стал, просто положил на её коврик, когда возвращался с Лёшей из магазина. Сердце колотилось, как у подростка. Вечером, когда я вышел на балкон, на моём подоконнике лежала маленькая шоколадка и записка: «Вы не один. Держитесь».
Я улыбнулся впервые за много дней. Показал шоколадку Лёше, и он рассмеялся – тихо, будто боялся спугнуть этот хрупкий момент радости.
Снег за окном начал таять, на крышах появились сосульки. Жизнь медленно возвращалась в привычное русло. Я снова начал работать, Лёша стал чаще смеяться, мы вместе готовили ужин, смотрели фильмы, иногда даже спорили из-за глупостей. Но теперь я знал: всё это – часть пути, часть исцеления.