Однажды тихим днем я в одиночестве бродил по дому Женевьевы и Бориса, рассматривая диковинки и редкости, украшавшие его, заглядывая в темные углы, доставая из тайников припрятанные сладости и сигары, и наконец зашел в ванную комнату. Оказалось, что там старательно отмывает руки перепачканный глиной Борис.
Стены ванной комнаты были отделаны розовым мрамором, а пол выложен розовой и серой плиткой, составлявшей затейливый узор. В центре находился квадратный бассейн, утопленный вровень с полом. В него вели ступени, а скульптурные колонны поддерживали расписной потолок. Восхитительный мраморный Купидон, казалось, только что приземлился на свой пьедестал под потолком. Мы с Борисом вместе создали этот изысканный интерьер, и теперь мой друг в рабочей одежде из беленого холста, стоя у раковины, соскребал со своих красивых рук следы глины и красного модельного воска. Чуть повернув голову, он принялся болтать через плечо с мраморным Купидоном.
– Не пытайся смотреть в другую сторону и притворяться, что не замечаешь меня, – проговорил он. – Ты знаешь, кто тебя создал, маленький негодник!
Обычно при этих разговорах я отвечал Борису за Купидона, и когда сейчас настал мой черед, я не преминул ответить так дерзко, что Борис схватил меня за руку и потащил к бассейну, заявив, что утопит меня прямо здесь и сейчас. Внезапно он отпустил мою руку и побледнел.
– Боже правый! – воскликнул он. – Я совсем забыл, что бассейн полон раствора!
Я вырвался и сухо посоветовал ему получше запоминать, куда он наливает свою драгоценную жидкость.
– Во имя всего святого, почему ты держишь полный бассейн этой дряни в собственном доме? – спросил я.
– Хочу попробовать превратить в камень нечто достаточно большое, – ответил он.
– Ты меня имеешь в виду?!
– Не надо так шутить! Мне нужно понять, как этот раствор подействует на достаточно крупный высокоорганизованный живой организм. Для этого у меня имеется большой белый кролик, – сказал он, проходя за мной в студию.
Вошел Джек Скотт в перепачканной краской рабочей блузе, съел все восточные сладости, которые нашел в бонбоньерке, опустошил портсигар и наконец отправился вместе с Борисом в Люксембургскую галерею, где новая бронзовая скульптура Родена и пейзаж Моне будоражили умы изысканной французской публики. Я вернулся в студию и принялся за работу. Борис хотел, чтобы я расписал ширму для будуара Женевьевы, и непременно в стиле Возрождения. Однако именно сегодня уличный мальчишка, которого мы наняли позировать, вел себя из рук вон плохо. Обещание щедрой платы не помогло. Бродяжка ни на секунду не мог замереть на месте в нужном мне ракурсе.