– Так, друг мой, ты мне позируешь или решил мне тут сплясать? – поинтересовался я.
– Как будет угодно месье, – ответил этот шельмец с ангельской улыбкой.
Конечно, я отпустил его на целый день и вдобавок заплатил за все время. Вот так мы и балуем наших моделей!
После того как юный бесенок убрался подобру-поздорову, я сделал несколько небрежных мазков, но был настолько выбит из колеи, что весь остаток дня устранял причиненный росписи ущерб. Наконец я сдался, отчистил палитру, сунул кисти отмокать в миску с черным мылом и перебрался в курительную. Вообще-то эта комната была курительной только по названию. На самом деле весь дом крепко пропах табаком, за исключением разве что этого самого помещения и будуара Женевьевы. Чего только тут только не хранилось! Стены были завешаны старинными выцветшими гобеленами. У окна стоял старинный спинет[21] в удивительно хорошем состоянии, на котором можно было сыграть вполне гармоничную мелодию. На стенах висели две-три хорошие картины, а вдоль стен выстроились витрины с оружием – тусклым старинным и блестящим современным, – а также с деталями индийских и турецких доспехов. Была и витрина, где были выставлены различные трубки и другие приборы для курения со всего мира. Мы приходили сюда за новыми ощущениями и, выбрав что-нибудь одно, уходили курить в другое место, потому что в курительной было слишком мрачно. Но сегодня днем сумерки в комнате приятно успокаивали наши взвинченные нервы, ковры и шкуры на полу выглядели мягко и уютно, а большой диван, заваленный подушками, так и приглашал на него улечься.
Я взял одну из трубок и свернулся на диване калачиком, чтобы покурить в непривычной для себя обстановке. Я выбрал трубку с длинным гибким чубуком, зажег ее и вдруг почувствовал страшную сонливость. Через некоторое время трубка погасла, но я даже не шелохнулся. Какое-то время я балансировал на грани сна и яви, а затем полностью погрузился в сон.
Я проснулся под звуки самой печальной музыки, которую когда-либо слышал в жизни. В комнате было совсем темно, и я не имел ни малейшего представления о времени. Луч лунного света посеребрил край старинного спинета. Казалось, полированное дерево тихо выдыхает прекрасные звуки, плывущие в воздухе, словно аромат над сандаловой шкатулкой. Я услышал в темноте какое-то движение, а потом тихий плач. И тотчас выкрикнул: «Женевьева!», не отдавая себе отчета в том, что по глупости могу сильно напугать ее.