Вот уж поистине «окаянными»4 стали для москвичей те осенние дни!
Невозможно представить, каково было в той обстановке похоронить человека!
Поначалу у Анны и Натальи Ильиничны опустились руки, но потом они догадались обратиться в церковь, прихожанкой которой была умершая. И тут выяснилось, что ни одна, ни другая не знают, какой именно храм посещала Клавдия Семёновна. Им обеим, далёким от религии, ни разу не пришло в голову поинтересоваться этим. Видимо, в курсе был Емельян Семёнович, но связаться с ним не представлялось возможным – в этом они убедились ещё при попытке сообщить Багрову о смерти сестры (поезда не ходили, телефонная связь не работала).
– Кажется, она куда-то на Калитниковку ездила, – вспомнила Наталья Ильинична.
С тем Анна и отправилась на поиски храма, пока Наталья Ильинична оставалась дома с Лизой.
Девочка не переставала плакать по «бабе Клаве», и трудно вообразить, что было бы, если бы тело бедной Клавдии Семёновны не удалось перевезти и ненадолго оставить в морге госпиталя, где работала Анна.
Поиски привели Аню в Скорбященскую церковь на Калитниковском кладбище, а других действующих церквей в тех краях и не было.
Высокий, широкой кости священнослужитель, чуть наклонившись к Ане, внимательно выслушал её и просто сказал: не печалься, поможем.
Это было совершенно неожиданно, потому что на Анну вместе с первыми словами, обращёнными к священнику, вдруг нашло отчаяние: кто я для этого человека? а баба Клава? он, наверно, и не помнит её!
И ведь, в самом деле, помог!
Теперь Клавдия Семёновна лежала недалеко от церкви и была погребена по православному обряду.
«Такая вот удача!» – подумала после похорон Аня, ужасаясь тому, как зловеще это звучит.
Смуту, напавшую на Москву, удалось одолеть. Неизвестно, как повернулось бы дело, если бы Сталин покинул столицу, но власть опомнилась. Действия паникёров и мародёров были решительно пресечены, а побросавшие свои посты начальники жестоко, вплоть до расстрела, поплатились за своё позорное бегство. Порядок восстановили жёстко, но быстро.
Через пару недель Павла Демьяныча выписали из госпиталя. Был он очень худ – про таких говорят «кожа да кости», на лице выдавались серые, ставшие пронзительными глаза, поредевшие волосы больше не держались в «партийном» зачёсе и рассыпались по сторонам лба.