– Ну, показывайте ваше детище.
Партитура легла на пюпитр. Минуты, пока Григорьев водил пальцем по нотам, растягивались в часы. Ирина Валерьевна непроизвольно сжала руки на коленях, следя за тем, как его губы шевелятся, беззвучно отсчитывая ритм, как брови то хмурятся, то удивлённо взлетают вверх.
Наконец он откинулся в кресле:
– Интересная работа. Очень. Но…
"Это вечное «но»…" – сердце неприятно сжалось.
– Вторая часть перегружена. Вы пытаетесь втиснуть в три такта больше, чем они могут вместить. Музыка – не чемодан, Ирина Валерьевна.
Она неожиданно для себя резко ответила:
– А если именно так я слышу эту тему?
Григорьев вдруг улыбнулся – неожиданно тепло, по-отечески:
– Тогда вам нужен не советчик, а смелость.
…Дома, за чашкой остывающего чая, она в который раз перечитывала его пометки. За окном невский туман обволакивал фонари, превращая их в размытые световые пятна. Оля, уткнувшись в учебник, украдкой наблюдала за матерью.
– Опять не приняли? – осторожно спросила она.
Ирина Валерьевна не ответила. Она резко встала, подошла к роялю и ударила по клавишам – не как всегда, осторожно и академично, а с какой-то новой, незнакомой даже ей самой яростью.
И заиграла так, как боялась играть всегда.
Без оглядки. Без поправок. Без этого вечного внутреннего редактора, шепчущего: «Ты перебарщиваешь».
Ноты летели вперёд, обгоняя мысли. И впервые за долгие годы она почувствовала – не играет, а *живёт*.
Глава 3. Неучтённые обертоны
Концерт должен был начаться в семь. В шесть тридцать Ирина Валерьевна стояла за кулисами Малого зала филармонии, сжимая в руках партитуру до хруста бумаги. Через тонкую перегородку доносился гул набиравшегося зала – шуршание пальто, приглушённые голоса, звон отодвигаемых кресел.
– Выпейте воды, – сунула ей пластиковый стаканчик администратор Людмила, – а то побледнели как мел.
Ирина Валерьевна машинально сделала глоток, не ощущая вкуса. Сегодня вечером камерный оркестр впервые исполнит её «Осенние этюды». Всего двадцать три минуты музыки, но сколько в них вложено – все эти ночи у рояля, бесконечные правки, сомнения…
– Пять минут, – прошептал кто-то за спиной.
Она вздрогнула. Вдруг осознала, что совершенно не готова к этому моменту. Что будет, если зал не примет её музыку? Если критики…
– Ирина Валерьевна? – дирижёр Ковалёв, высокий, с седеющими висками, наклонился к ней. – Вы хотите сказать несколько слов перед исполнением?