А она молчала. Потому что не верила. Ни в себя, ни в то, что он останется надолго.
Однажды он взял её за руку и сказал:
– Люда, ты будешь моей женой?
Она засмеялась:
– Ты с ума сошёл. Я не для семьи. Я… такая.
Он посмотрел на неё всерьёз.
– А я хочу, чтобы ты была моя. Навсегда. Я буду работать, я тебе всё дам.
И Люда согласилась. Не потому что любила. А потому что впервые кто-то не смотрел ей в вырез, а – в глаза. Потому что захотелось поверить, что, может, если долго смотреть на солнце – оно отогреет.
Она вошла в этот брак, как в чужое пальто: тесное, тёплое, чужое.
Люда не умела быть любимой. Но она очень хотела, чтобы её держали, даже если она вырываться будет.
А Роман…
Он обожал её. Верил. До самого конца.
И только потом Люда поняла, что таких, как он, больше не будет.
Дочери. Идея идеальной жизни
Когда родилась Тоня, Роман плакал. Настояще, без стыда. Держал её на руках, как драгоценность. Гладил лобик, говорил вполголоса:
– Здравствуй, моя девочка. Папа здесь. Всегда будет здесь.
Он спешил с работы, забывал купить хлеб, но обязательно приносил яблоко «для нашей принцессы». Он шептал Люде, чтобы та не шумела, когда Тоня спит. Он часами мог сидеть с ребёнком на руках, пока та утыкалась носом в его грудь и посапывала.
А Люда смотрела со стороны – и почему-то злилась.
Она не понимала, почему именно злилась, но чувствовала укол где-то под рёбрами, когда он, возвращаясь домой, не сразу целовал её, а подходил к кроватке. Когда говорил: «Ты посмотри, как она улыбается! Точно ты!»
– Она не улыбается, еще рано, – отвечала Люда и отворачивалась.
Однажды Тоня уронила чашку с молоком. Разлилось всё – и на пол, и на Людин новый халат. Люда вспыхнула:
– Руки у тебя не из плеч! В кого ты такая уродилась?
Роман поднял глаза от газеты:
– Люд, ну не кричи. Она же маленькая. Случайно.
– А я что, не имею права разозлиться?! – резко. – Или у нас теперь она главная?
Роман подошёл к дочке, вытер ей руки, поцеловал в макушку.
– Всё хорошо. Никто не злится. Просто мама устала.
Он обнял Люду за плечи.
– Ты у нас тоже молодец. Не злись, ладно?
Она не ответила.
Тоня росла – и чем старше становилась, тем сильнее раздражала Люду. Слишком правильная. Слишком тянется к отцу. Слишком светлая. Иногда Люде казалось, что они говорят на своём языке, что у неё воруют мужчину, которого она наконец получила.