Он бесшумно встал, прижался к холодной кирпичной стене за своей баррикадой из досок. В руке он сжимал тяжелый обломок кирпича – жалкое оружие. Шаги приближались. Мягкие, осторожные. Не один человек. Двое? Он слышал их приглушенное дыхание. Они вошли в его помещение. Лучи фонарей скользнули по стенам, по грудам мусора.
– Здесь никого, – прошептал хриплый мужской голос с акцентом. Кавказским? Среднеазиатским? – Обломки свежие. Был кто-то.
– Ищи. Он тут. С картиной, – ответил другой голос, более жесткий, командный. Знакомый? Павел не мог понять.
Лучи фонарей заскользили ближе. Один из них направился прямо к его укрытию. Павел прижался к стене, затаив дыхание. Его сердце бешено колотилось. Картина "Ужас" под курткой словно излучала холод, напоминая о своем присутствии. И вдруг его осенило. Безумная, отчаянная идея. Он не мог драться с ними. Но он мог использовать то, что у него было. Оружие Сани. Против них самих.
Дрожащими руками он достал панель с "Ужасом". Даже не глядя на нее, лишь прикрыв глаза почти полностью, он высунул ее из-за угла баррикады, направив в сторону приближающегося луча фонаря.
– Что это? – услышал он голос ближайшего преследователя. – Картина?
Человек направил луч фонаря прямо на панель. Павел видел, как свет выхватил грязно-серые и кровавые пятна. Он знал, что произойдет. Он только что испытал это на себе.
Раздался резкий, пронзительный, нечеловеческий вопль. Не крик боли, а крик чистейшего, неконтролируемого ужаса. Фонарь выпал из руки, свет закачался, осветив на мгновение перекошенное, искаженное абсолютным страхом лицо мужчины в темной куртке. Он упал на колени, забился в конвульсиях, закрывая лицо руками, продолжая визжать, захлебываясь собственным ужасом. Его крик был настолько душераздирающим, что у Павла по спине побежали мурашки.
– Алик! Что с тобой?! – закричал второй преследователь, бросившись к напарнику. Он тоже направил фонарь на место происшествия, на упавшего человека… и на картину в руках Павла.
– Нет! Не смотри! – попытался крикнуть Павел, но было поздно.
Луч фонаря скользнул по поверхности "Ужаса". Второй мужчина замер. Его фонарь выпал, покатившись по полу. Он не закричал. Он просто стоял, вытянувшись в струнку, лицо его в полутьме стало маской окаменевшего кошмара. Глаза широко распахнуты, рот беззвучно открыт. Потом он медленно, как подкошенный, рухнул на пол. Не двигался. Только слышалось его прерывистое, хриплое дыхание и тихий, непрекращающийся стон первого, бившегося в истерике у его ног.