«Читаю – значит, живой», – думал профессор.
Но чтение не спасало от мыслей. Что дальше? Инвалидность, пенсия, жалость окружающих? Кафедра место сохранит, коллеги будут сочувствовать, студенты – жалеть. Но кто захочет слушать о красоте античной поэзии от человека в коляске?
«Жалкое зрелище – калека, рассуждающий о гармонии».
За три года борьбы со смертью Иван Артемьевич успел передумать многое. Античные герои, о которых он рассказывал студентам, казались теперь не литературными персонажами, а товарищами по несчастью. Эдип, потерявший зрение. Филоктет с гноящейся раной. Они тоже были калеками, но это не лишало их величия. Может быть, наоборот – придавало?
Пётр думал проще и страшнее: зачем жить, если некому? Сын мертв, жена мертва, деревня сожжена. Дом стерт с лица земли, друзья погибли или разбросаны. Кому нужен калека без семьи и корней? Да еще и не просто калека – урод какой-то. Одной ноги совсем нет, другая есть, но мучит день и ночь. Не сидеть толком, не лежать, не стоять. Что это за жизнь?
«Пора покончить с этим», – думал он, засыпая с этой мыслью.
Но утром просыпался снова. Сердце стучало, легкие дышали, желудок требовал еды. Организм жил своей жизнью, не спрашивая разрешения.
Первый разговор случился из-за каши.
Пётр третий день не ел. Не голодовал – просто не было сил поднести ложку ко рту. Медсестра забеспокоилась, врач пригрозил принудительным кормлением, но Пётр лишь отворачивался к стене.
А Иван Артемьевич наблюдал. Тридцать лет он изучал человеческую природу по книгам, а тут она была рядом – живая и умирающая.
«Интересно – это он смерти ищет или смерть его? И есть ли разница?»
На четвертый день, когда медсестра оставила нетронутую миску на тумбочке, профессор не выдержал:
– Слушайте, если решили покончить с собой, делайте это менее демонстративно. Иначе получается, что я соучастник самоубийства.
Пётр повернул голову. Впервые за две недели посмотрел на соседа не мельком, а внимательно. Увидел худое интеллигентное лицо, очки в тонкой оправе, седые аккуратно зачесанные волосы. И глаза – умные, язвительные, но не злые.
– А вы кто? – спросил хрипло. Голос отвык от разговоров.
– Профессор Соколов. А вы?
– Глушков. Председатель колхоза. Был.
– А я был профессором. Теперь мы оба – были.
Пётр усмехнулся впервые за месяц:
– Небось думаете – мужик темный, чего с ним говорить?