Комната с манекенами, или Синдром Унхаймлихе - страница 12

Шрифт
Интервал


– Ирина? – неуверенно произнес он. – Ирина Ковалева?

Ее лицо на миг просветлело.

– Ты помнишь, – выдохнула она, и из ее глаз снова хлынули слезы. Она попыталась их смахнуть, но они все текли и текли. – Прости. Я не должна была. Я… я нашла твой адрес через Катю Смирнову. Она сказала, что ты… ты больше не работаешь, но…

Она запнулась, не в силах продолжать. Он видел, что она на грани истерики.

– Проходи, – сказал он, отступая в сторону. Это было против всех его правил, но он не мог оставить ее плакать на пороге.

Она вошла, оглядываясь по сторонам, на книги, на полумрак. Он закрыл дверь. Она стояла посреди его прихожей, маленькая, потерянная, и плакала, беззвучно сотрясаясь всем телом. Он не знал, что делать. Он разучился утешать людей. Он провел ее в гостиную, усадил в кресло. Принес ей стакан воды.

Она сделала несколько судорожных глотков. Постепенно ее плач стих, оставив после себя только прерывистое, всхлипывающее дыхание.

– Прости, – повторила она. – Я не знала, к кому еще идти. Священники, психологи, врачи… они не понимают. Они говорят – «трудный возраст», «подростковый бунт». А я вижу… я вижу, что это не то. Это что-то другое. Что-то страшное.

Она подняла на него свои красные, опухшие от слез глаза. В них плескался первобытный материнский ужас.

– Арион, ты моя последняя надежда, – прошептала она, и эти слова повисли в комнате, тяжелые, как приговор. – С моим сыном творится что-то страшное.

Глава 9: Портрет Иннокентия

Арион молча сел напротив нее. Он не задавал вопросов, давая ей возможность самой выстроить свой рассказ. Он снова, против своей воли, надел маску аналитика. Спокойную, бесстрастную, слушающую маску.

– Его зовут Иннокентий, – начала Ирина, ее голос все еще дрожал. – Кеша. Ему шестнадцать. Он всегда был… не таким, как все. Тихим. Задумчивым. Он никогда не любил шумные компании, футбол… Он любил читать, собирать сложные модели. Он жил в своем мире. Я думала, это нормально. Что он просто интроверт.

Она теребила в руках платок, скручивая его в тугой жгут.

– Но где-то год назад все изменилось. Резко. Он как будто… захлопнулся. Перестал разговаривать не только со мной, но и со своими немногочисленными друзьями. Забросил учебу, хотя всегда был отличником. Его как будто подменили. Словно внутри него что-то погасло. Или, наоборот, зажглось что-то… темное.