– Эмили! Эй, Дэйвис! Стой!
Голос пробился сквозь гул, знакомый и резкий, как треск пузырчатой пленки. Я обернулась. Нора. Моя лучшая (и, честно говоря, единственная настоящая) подруга. Она пробиралась ко мне, как яркий ледокол сквозь серую толпу. Ее рыжие кудри, неистово вьющиеся от сырости, выбивались из-под капюшона желтого дождевика (да, именно желтого). На ногах – ее фирменные красные резиновые сапоги, забрызганные октябрьской грязью Бирмингема.
– Ты выглядишь, как будто тебя только что приговорили к расстрелу на рассвете, – заявила она, хватая меня под руку и решительно таща к выходу. Ее жевачка пахло арбузом. – Что случилось? Училка по истории снова твои конспекты критиковала? Или… – ее зеленые глаза блеснули с внезапным пониманием, – …это оно? Назначение? О нем уже весь десятый год шепчется!
Мы вывалились из тяжелых дубовых дверей школы под открытое небо. И тут же на нас обрушилось. Не просто небо. А английское октябрьское небо. Холодный, колючий дождь, не ливень, а именно такая мерзкая, настырная морось, которая пробирается под воротник, леденит щеки и заставляет ежиться всем существом. Воздух пах мокрой листвой, выхлопами автобусов и безнадегой.
– Аааа! – простонала я, кутаясь в свой тонкий шерстяной шарф. – Да! Оно самое! Помощник тренера по крикету! С завтрашнего дня! Три раза в неделю! После уроков! На этом… этом проклятом поле!
Нора фыркнула, доставая из кармана дождевика крошечный зонтик (в горошек, конечно) и пытаясь прикрыть нас обеих. Получалось так себе.
– Ну и что? – спросила она, жуя жвачку с преувеличенным равнодушием. – Сиди себе, записывай, кто пришел, кто не пришел. Смотри на мальчиков в обтягивающих белых штанах. Бонус!
– Нора! – я чуть не задохнулась от возмущения. – Я терпеть не могу крикет! Терпеть не могу этот шум! Этот запах! Этот… этот Оливер Хардинг! Он там главный, да? Он будет пялиться на меня, как на идиотку, которая не знает, что такое «овер»! И домашка! – Я тряхнула рюкзаком для драматизма. – Горы! Целая гора! История, математика, английский… Как я все это успею? Мама опять будет ныть, что я не помогаю с братьями… А я буду торчать на этом поле, мокнуть под дождем и слушать, как папа Хардинга орет на сына! Это кошмар! Полный, абсолютный кошмар!
Я выпалила все это почти на одном дыхании, пока мы шлепали по мокрому асфальту к автобусной остановке. Дождь стучал по зонтику Норы, превращая мир в серо-желтое размытое пятно. На остановке уже толпились промокшие ученики. Мы пристроились под навес, но ветер гнал дождь и сюда.