«…Диагностика завершена, – раздался в голове голос АУРЫ. – Ваши импланты функционируют в штатном режиме. Не обнаружено никаких несанкционированных протоколов или устройств».
Каэл почувствовал облегчение. Значит, он не ходячий маячок. Его не отслеживают через его собственную голову.
И тут же его охватил еще больший страх. Если они следят за ним не через его импланты, значит, их методы куда более совершенны и всепроникающий. Значит, они могут видеть его глазами города. Глазами камер. Глазами других людей.
Координаты привели его к подножию гигантской ретрансляционной вышки. Ржавая игла, пронзающая небо. Когда-то она была нервным центром всего этого промышленного улья. Теперь – просто памятник самой себе.
У ее основания, среди сорняков и битого бетона, лежал массивный фундаментный блок. Точка на карте указывала точно на него.
Каэл обошел его. Холодный, мокрый камень. Ничего. Он провел по нему рукой, ища кнопку, трещину, что угодно.
Его пальцы наткнулись на царапину. Он поднес коммуникатор ближе.
На бетоне был вырезан символ. Уроборос. Змей, пожирающий свой хвост.
У Каэла перехватило дыхание. Это был ее символ. Символ Элары. Она нарисовала его на салфетке в день их знакомства, объясняя, что информация во вселенной не исчезает, а лишь меняет форму, вечно пожирая саму себя.
Это не могло быть совпадением. Он был на верном пути.
Его взгляд метнулся к голове змея. Там, где должен был быть глаз, виднелось крошечное углубление. Сердце заколотилось. Он надавил.
Раздался тихий щелчок. Часть бетонной поверхности отошла в сторону, открывая маленькую нишу.
Внутри, на куске антистатической ткани, лежал крошечный кристаллический чип. Физический носитель данных. Артефакт из прошлого века, который невозможно отследить или стереть удаленно.
Это было послание. Настоящее, осязаемое. Доказательство того, что он не сумасшедший.
Дрожащей рукой он потянулся, чтобы забрать его.
И в этот самый момент ледяной холод, не имеющий ничего общего с ночной сыростью, пронзил его. Это было не чувство. Это было знание. Инстинктивное, животное осознание того, что он больше не один.
Он замер, не дыша. И прислушался.
Ветер стих. Даже далекий гул города, казалось, умолк. Наступила абсолютная, противоестественная тишина.
А потом он услышал звук.
Тихий, методичный шорох гравия. Слева от него. В тени соседнего разрушенного здания. Кто-то приближался.