Техник-биоинженер, Игорь Дубровский, возился с системой подачи седативных и миорелаксантов. Его мощная фигура в скафандре казалась неловкой в этой стерильной обстановке.
– Система активна. Наручники и ремни выдерживают нагрузку до 2 тонн. Инфузия транквилизаторов – максимальная. Пациент полностью обездвижен и седирован. Физически. – Игорь бросил быстрый взгляд на Сергея, и в его глазах мелькнуло нечто, похожее на сожаление солдата, видящего смерть товарища. – Датчики телеметрии на теле пациента в норме. Готовы к… введению.
Слово «введению» повисло в воздухе, как проклятие. Все знали, что это не просто инъекция. Это было ритуальное жертвоприношение на алтарь науки и отчаяния. Жертвой был Сергей Быков. Жрецом – Арсений Ковский.
Ковский медленно поднял шприц. Черная жидкость внутри словно ожила, золотые искры задвигались быстрее, загудев чуть слышно, как разъяренный рой микроскопических ос. Он подошел к столу. Вид Сергея вблизи был еще более душераздирающим. Капельки пота выступили на восковом лбу. Слипшиеся ресницы. Синеватый оттенок губ. Запах. Слабый, но отчетливый – запах увядания, гниющей плоти, пробивающийся сквозь фильтры скафандра. Запах самой Смерти, уже взиравшей на них с этого стола.
– Вводим образец ZX-12, – произнес Ковский. Его голос, обычно такой уверенный, металлический, дрогнул. Не от страха перед экспериментом, а от осознания непоправимости. От понимания, что он вот-вот выпустит Джинна, чью природу лишь смутно понимал. ZX-12. Последняя, самая стабильная и, как казалось, самая перспективная итерация «Реген-X». Усиленная нанофагами с искусственным интеллектом для целевой репарации ДНК и «перезапуска» клеточного метаболизма. Теория гласила: нанофаги идентифицируют раковые клетки и системные сбои, разрушают их, используя материал для мгновенной регенерации здоровых тканей. Практика… Практика была кошмаром на предыдущих стадиях. Но ZX-12 был другим. Должен был быть.
Он нашел вену на иссохшей руке Сергея. Выступившую, синюю, как река на карте умирания. Игла шприца, длинная, тонкая, хирургически острая, блеснула в свете ламп. Ковский сделал глубокий вдох. Воздух в скафандре пах озоном и собственным потом. Он прижал кожу пальцами. Ощутил слабый, еле уловимый толчок пульса под кончиками перчаток. Жизнь. Угасающая, но все еще жизнь. Игла вошла в вену. Плавно. Почти без сопротивления.