– Помнишь, что он сказал? – тихо спрашиваю, снова переходя к делу.
– Муж Ольги? Конечно. «Она стояла у картины. Я отвернулся на секунду – и её больше не было». Он тогда смотрел на нас так, будто надеялся, что мы вытащим её из воздуха.
– Или изнутри холста, – бормочу я.
Мы подходим ближе к одной из картин, будто просто интересуемся. Виктор встаёт слева от меня, чуть прикрывая спиной. Как всегда.
И всё же…Что, если она не исчезла?
— Слушай, – начинаю я, глядя в зал, – а вдруг она просто… сбежала?
Виктор тихо фыркает.
– Началось.
– Серьёзно. Новая жизнь, новый паспорт, флирт с кем-то опасным и красивым. Тропики, шёлковые простыни, никакого мужа и звонков. Свобода.
– Ты романтизируешь даже пропажу, – бурчит он. – Это не книга. Это Москва. И это – исчезновение.
– Ну и что? Любое исчезновение начинается с фантазии. Или с усталости.
Произношу это слишком легко, чтобы поверить самой себе, но внутри всё царапается. Может, действительно именно так всё и начинается – не с громкого преступления, не с кровавого следа, а с внезапного вдоха, который становится последней точкой прошлой жизни. Кто-то выходит за хлебом и вдруг понимает: назад возвращаться не хочется. Или вот – стоит у картины, смотрит на мазок, на вычурную подпись, на отражение своего лица в стекле, и внезапно в этом отражении узнаёт чужую, не свою улыбку. И тогда в груди рождается зуд, который невозможно затолкать обратно, как бы ты ни старался, – зуд уйти, исчезнуть, раствориться, хотя бы на вечер, а потом – может быть, навсегда.
– Анна, – Виктор оборачивается ко мне с серьёзностью в голосе, – ты же знаешь, что это не побег. Мы слышали его. Видели глаза. Там не было… плана. Там было горе.
– Ну что ж, давай тогда проверим, кто из нас прав.
Честно – я уже знаю, что он не устоит перед вызовом. Виктор предсказуем в своих принципах, как швейцарские часы: стоит пошатнуть его уверенность – и всё, ты уже участник дуэли. Пусть и вежливой.
Он скрещивает руки на груди – его вечная поза, когда ворчит и забавляется одновременно.
– Хорошо. Пари? Если окажется, что ты права, и наша дама сбежала в закат с каким-нибудь богатым красавчиком, я веду тебя в самый дорогой ресторан Москвы. По-настоящему дорогой. Где меню без цен и сомелье говорит шёпотом.
Я уже ухмыляюсь.
– А если прав ты?
– Тогда ужин всё равно в том же ресторане. Но платишь ты.